Книга Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945 - Валерий Вахромеев

Пустые дощатые бараки внутри были разделены на несколько помещений, рассчитанных на 10–12 человек. Полы в них также дощатые. При входе и выходе имелись тамбуры. В спальных помещениях были устроены низкие нары на деревянных столбах. Разместились мы со своим скудным скарбом в новом месте.

Вокруг лагеря была безлесная, кочковатая местность, покрытая травой. На кочках рос низкорослый кустарник, похожий на брусничник, но колючий и цепкий. Погода резко изменилась. Солнце редко радовало нас своим появлением. Почти постоянно дул холодный, пронизывающий ветер. Низкие серые облака часто приносили холодные дожди. С утра всех военнопленных Выгоняли на плац. Чтобы хоть ненадолго укрыться от пронизывающего ветра, мы прятались за стену барака. Но охрана палками и пинками опять сгоняла нас на открытый всем ветрам плац. Даже в проливной дождь нам приходилось сидеть прямо на земле, прижавшись друг к другу. Если охрана с вышек замечала какое-то движение среди военнопленных, то следовала пулеметная очередь. Раненых и убитых с плаца уносили только вечером, когда остальных загоняли по баракам. Однажды мы все же решились спрятаться от дождя в бараке. Тогда охранники натравили на нас сторожевых собак, которые с остервенением рвали одежду узников, кусали за ноги измученных людей. Крики, ругань и стоны огласили лагерь.

Каждому лагерю военнопленные давали какое-то свое название, характерное для него, например «Польский» (там поляки были полицаями), «Дальний» и т. д. Этот лагерь назывался «Бардачный». Здесь баланду выдавали кому во что: в пилотки, в консервные банки, в шинели, в гимнастерки. Буханки хлеба бросали прямо в толпу пленных, которые сразу же раздирали ее на лету. Происходила свалка, а порой и драка за кусок хлеба. Немцы это все наблюдали со стороны, весело обсуждая происходящее. Вволю позабавившись, они палками разгоняли дерущихся.

Голод был такой, что мы выкапывали и ели корни травы, грызли случайно найденные старые кости, ели гудрон, которым были облиты крыши бараков, — ели все. Дизентерия и отравление — частые причины смерти пленных. Почти все страдали расстройством желудка, пухли от голода. Запомнился один случай. Утром, когда мы вышли из барака умыться, увидели на высоком бетонном сооружении канализационной системы человека. Он стоял в полутора метрах над землей на крышке колодца босой, в галифе и гимнастерке. Немцы заставили его простоять целую ночь, постоянно поворачиваясь кругом на чугунной крышке колодца. На груди его повесили фанерную табличку: «Я обосрался». Видно, дизентерия довела его, и он испачкал свое белье. Немцы поставили его на ночь в назидание остальным. Вот и стоял он на холодном ветру, сгорбившись, перед всем лагерем и поворачивался, переступая с ноги на ногу. А на его месте мог быть любой из нас…

К вечеру в лагерь вернулась группа военнопленных с работы у бауэра. Им повезло. В лагерь они принесли собранные на дороге и в поместье окурки сигарет и сигар. После отбоя можно было выменять у них за кусок хлеба немножко курева и отвести душу. Утром весь лагерь столпился у ворот в надежде попасть на работу к хозяину и поживиться там куревом. Но бауэр забрал на работу к себе только вчерашнюю группу.

Бригаду, в которую попал я, направили на торфоразработки. По ровному полю проходила широкая и глубокая канава. Ее берега уступами спускались к черной болотной жиже внизу. Нам раздали лопаты. Мы должны были аккуратно нарезать лопатами брикеты торфа, по транспортеру доставлять их на верхний уступ и складывать там для просушки. День выдался сырой, туманный.

От черной болотной воды поднимались зловонные испарения. Немцы то и дело подгоняли обессиленных пленных ударами палок и прикладов. Мокрые, тяжелые брикеты все с большим и большим трудом укладывали мы на бесконечную ленту ненавистного транспортера. Когда охрана теряла бдительность, один из нас подкладывал под ролик транспортера черенок лопаты или палку. Лента слетала с роликов, и мы могли некоторое время отдохнуть, пока чинили транспортер. Но немцы скоро раскусили нашу хитрость и стали жестоко наказывать за саботаж. Они, при поломке транспортера, нещадно били всех, кто оказывался рядом, не разбирая, кто прав, кто виноват. Тогда русская смекалка подсказала нам другие способы испортить ненавистный механизм. Мы, заранее договорившись, одновременно бросали на ленту в одном месте большое количество брикетов. Получалась перегрузка транспортера или затор из тяжелых брикетов на его верхнем конце. Опять мы могли отдохнуть.

Так прошел этот день. За все время работы нас ни разу не покормили, хотя конвоирам привозили из лагеря горячий обед. Они, сыто вытирая губы после еды, нехотя понукали нас: «Los! Los! Russische Schwein!» Что бы ни говорили, лишь бы не били. К вечеру нас, усталых и грязных, повели в лагерь.

При входе в ворота лагеря мы увидели привязанного к столбу лагерной ограды пленного. Он стоял на коленях. Руки и ноги его были связаны вместе колючей проволокой и привязаны к столбу за спиной. Перед ним стояла миска с баландой, до которой он не мог дотянуться. Около провинившегося стоял и курил немецкий солдат, посмеиваясь над ним. Молча наша группа прошла в свой барак мимо несчастного. В бараке нас сразу же окружили товарищи, спрашивая у нас табачка. Голодные и злые, мы отталкивали назойливых просителей. В этот день все «торфяники» оказались без обеда. Оказывается, тот парень у столба залез в открытое окно кухни и хотел стащить кусок хлеба, но был пойман поварами и так жестоко наказан. И это за кусок хлеба!

Через несколько дней по лагерю прошел слух, что нас поведут мыться в баню. Наконец-то можно будет помыться, отпарить многодневную грязь! Весь лагерь зашевелился в ожидании бани. Нас уже основательно донимали вши, быстро плодившиеся на грязных телах. Теперь-то мы сможем привести себя в порядок!

Действительно, после обеденной баланды нас построили и повели в открытое поле. Минут сорок вели нас по кочкам, и многие из нас успели продрогнуть на ветру. Особенно те, кто успел сменять шинель и даже гимнастерку на пайку хлеба или табак. Были и такие, кто остался даже без сапог. Наконец нашу колонну подвели к красному кирпичному зданию с высокой трубой. Здание было обнесено высоким бетонным забором. Нас оставили на поле под охраной, отделив группу из 10–12 человек. Их повели за ворота, а мы попрятались от холодного ветра за кочками на поле. Лежим и с нетерпением ждем своей очереди, завидуя первой партии счастливчиков.

Но вот и я попал в банную группу, и нас ведут во двор. Два пленных поляка вывезли повозку с вешалками, и немцы велели всем раздеться и повесить одежду на вешалки. Поляки увезли тележку с одеждой. Нас, совершенно голых, повели в коридор бани. Там несколько пленных поляков электрическими машинками избавили нас от всей растительности на теле. После этой процедуры при входе в банное отделение нас встретили два немца в клеенчатых фартуках. В руках у них были мочальные кисти, которыми они, обмакнув в керосин, мазали наши постриженные места. От керосина сильно щипало глаза и тело в местах стрижки. В огромном холодном помещении нас собралось человек тридцать.

Стоим и дрожим в ожидании своей участи.

Два немца, что мазали нас керосином, отложили в сторону ведра и кисти. Затем они взяли в руки по пожарному брандспойту и включили воду. Тугие струи с двух сторон ударили по обнаженным телам. Ледяная вода доставала всех, от нее нельзя было укрыться. Она сбивала с ног, а упавшие служили забавой для немцев. Они направляли две мощных струи на упавшего человека, и он скользил по цементному полу, с криком ища спасения от боли и холода. Закончив «банную процедуру», немцы открыли другую, противоположную, дверь и выпустили нас прямо на улицу. Холодный ветер обдал наши мокрые тела. На наше счастье, поляки уже закончили дезинфекцию и вывезли окутанную горячим паром тележку с нашей одеждой. Одежда была так горяча, что обжигала руки. Но мы искали спасения от холода и старались быстрее натянуть ее на себя. Надолго запомнилась эта «баня», тем более что немцы в лагерях регулярно устраивали нам такое «мытье».