Книга Привет, красотка! - Патрик Санчес

— Прекрасно, — отозвалась Руби в ответ на заявление о «Международном доме блинов», придерживая дверь для Дорис, которая двигалась медленнее обычного. Руби подавила инстинктивное желание спросить мать о самочувствии, не желая подвергнуться залповому обстрелу жалобами на недомогания — от остеопороза до болей в груди. Жаловаться Дорис обожала, хотя врачи в один голос утверждали, что старушка здоровее их самих. Руби считала, что так у матери проявляется горе. Когда умер муж Руби, Дорис не плакала и не впала в депрессию. Наоборот, она твердила дочери, что не следует рыдать так много, ведь папа теперь в лучшем мире. Единственными переменами в Дорис стали бесчисленные жалобы на всевозможные боли и колики, а кроме того, раздражительность, усугублявшаяся с каждым годом.

После смерти отца Руби прошло почти семь лет. При жизни папа Джек служил своеобразным буфером между женой и дочерью. Будучи чрезвычайно тучным, он ни разу в жизни слова не сказал насчет полноты дочери и виртуозно менял тему, когда этот вопрос поднимала жена. Впервые увидев новорожденную дочку с морковно-красными кудряшками, ставшими впоследствии пышной вьющейся огненно-рыжей шевелюрой, Джек пришел в восторг и настоял, чтобы малышка получила имя Руби вместо задуманной Кимберли. Позже Джек прозвал ее Рыжулькой. «Как дела у моей прелестной Рыжульки?» — спрашивал он каждый вечер, приходя с работы. Раз в неделю папа Джек обязательно организовывал срочное дело с участием дочери. Под предлогом визита Руби к парикмахеру или похода в хозяйственный магазин Джек всякий раз заезжал в «Твинкис» за вафельным рожком мягкого мороженого или в «Макдоналдс» за коробкой фирменных пирожков. Папа с дочкой пировали в машине, а коробки и крошки предусмотрительно выбрасывали в урну. Джек никогда не учил Руби помалкивать о маленьком подкреплении сил, но с самого раннего детства у них сложилась безмолвная договоренность: Дорис не обязательно знать подробности поездок. Руби дорожила временем, проведенным с папой. Джек охотно уступил Дорис роль требовательного родителя, став для дочери не только отцом, но и надежной опорой и верным другом. Диагноз «рак легких» у Джека стал тяжелым ударом для двадцатипятилетней Руби. Отец много месяцев неважно себя чувствовал, но с визитом к врачу тянул до последнего, когда уже стало невозможно игнорировать симптомы. Руби часто думала, почему отец не пошел к доктору вовремя — может, тоже стыдился собственной полноты? Когда поставили диагноз, оказалось, что уже поздно что-либо предпринимать, оставалось обеспечить больному максимальный комфорт и ждать неизбежного. Джек прожил всего два месяца. На смертном одре он просил Руби позаботиться о Дорис и быть с ней терпеливой. Напоследок он сказал дочери: «Ты красавица, Рыжулька. Не позволяй никому убедить себя в обратном».

Со смертью отца для Руби буквально рухнул мир. Она очень тосковала, а перспектива жить с Дорис ее откровенно пугала. Как, черт побери, прикажете общаться с матерью без переводчика? Конечно, жизнь продолжалась, но Руби мучительно не хватало отцовских слов «Рыжулька, ты красавица» и его умения сдерживать характер жены.

В «Международный дом блинов» Руби ехала медленно и ровно, надеясь избежать комментариев по поводу вождения.

— Впереди перекресток с четырехполосным шоссе, — сообщила Дорис. — Нужно пропустить все машины, прежде чем ехать. Ты знаешь, как это делается?

— Нет, мама, я вожу всего-то около двадцати лет и на перекрестке первый раз.

— Не умничай со мной, Руби Уотерс.

— Не разговаривай со мной как с идиоткой, я и не буду умничать.

— Ты на всех так огрызаешься?

— Тот же вопрос могу задать и тебе, — отозвалась Руби.

В этот момент внимание Дорис привлекла проезжающая машина.

— Чего только не вытворяют цветные, — кивнула мать на навороченную «хонду-сивик» с длинным спойлером сзади.

— Мама, ты даже не знаешь, есть ли в «хонде» темнокожие.

— Возможно, там мексиканцы — они тоже обожают превращать автомобили эконом-класса в пародию на «мерседес». Как, по-твоему, там мексиканцы или черные?

На глупые вопросы Руби не отвечала.

— Держу пари, что мексиканцы, — продолжила Дорис, когда Руби догнала подозрительный автомобиль. — Знаешь, в округе Чарлз появились мексиканцы. Чинят крыши, прочищают сантехнику… А в машине-то пол-Китая? — вырвалось у Дорис, разглядевшей в «хонде» троих корейцев.

— А вот наказание за глупые разговоры! — не выдержала Руби, погромче включая радио.

— Нельзя ли потише? — немедленно осведомилась Дорис.

— Ты же любишь Селин Дион.

— Это француженку с шеей, как у жирафа?

— Селин Дион — канадка.

— Я видела ее по телевизору. Ты знаешь, у нее муж огромный, как слон, да еще с девчачьим именем… Как там… А, Рене!

— Ну вообще-то знаю.

— Сама видишь, Руби, что можно джентльменам, недопустимо для леди. Мужчины могут иметь и лишний вес, и красивых жен, а вот…

— Красивых? Ты же только что сказала, что у нее шея, как у газели.

— Как у жирафа. Совершенно жирафья шея. Однако это вовсе не портит стройных девушек.

Излюбленной темой Дорис были союзы толстяков с привлекательными умными женщинами. Руби подозревала, что мать намекает на собственный брак: в свое время Дорис была очень красива, а замуж вышла за толстяка: Джек был тучным уже в то время, когда встретил Дорис, и неуклонно рос вширь за время брака. С раннего детства Руби узнала, что такое двойные стандарты: Дорис никогда не шпыняла мужа за обжорство или нелюбовь к физическим упражнениям, но стоило Руби попросить добавки, в ответ раздавалось: «Леди должна следить за фигурой». Дорис искренне считала, что мужчине позволительно быть толстым, но для женщины это «хуже смерти».

Руби ограничилась сердитым фырканьем и переключилась на «Микс сто семь и три». Диджей Стейси Уильяме рекламировала лазерную депиляцию «Элейз», подробно описывая, как обработала собственную линию бикини.

— Господи Боже! — воскликнула шокированная Дорис, перекрывая резкий голосок ди-джея. — Рассказывать по радио, как избавилась от волос на лобке! В мое время ее бы вздернули на первом дереве!

В «Международном доме блинов» молодая мусульманка в платке проводила их к столику у окна.

— Спасибо, милочка, — сказала Дорис официантке и вполголоса добавила, обращаясь к дочери: — Она будет гораздо симпатичнее, если снимет дурацкую тряпку с головы и подкрасит губы.

— Нельзя ли читать меню молча? — шикнула на мать Руби.

— Какая ерунда — все время ходить в платке. Хотя это еще ничего по сравнению с тюрбанами. Меня просто в дрожь бросает при виде индуса в тюрбане — я терпеть не могу змей.

— Что?!

— Разве ты не знаешь, что в тюрбанах змеи?

— Мама, нет там никаких змей! Это просто глупо! — ответила Руби.

— Нет, есть.

— Ну, еще бы! Так они и ходят со змеями, а те ползают по волосам. Ты что, с ума сошла?