Книга Роман с небоскребом - Елена Гайворонская

– Нам следовало повременить с ребенком, – озвучила я свои мысли.

Сын яростно заворочался, словно в самом деле мог что-то слышать и понимать, крохотный нерожденный кусок плоти. Плод любви и неосторожности.

Сережка посмотрел на меня так, словно я ударила его ниже пояса.

– Не смей так говорить, слышишь? Я найду выход, я заработаю деньги, обещаю. Ты мне веришь?

Я кивнула.

Сережка прижался лицом к моему животу, и ребенок умиротворенно притих. Я перебирала жесткие волосы мужа, и мое сердце заходилось от жалости к нему, себе, нашему будущему ребенку, вынужденному появится на свет в смутное и опасное время. Бедный, бедный мой Сережка, ему-то тяжелее всех. Что может быть страшнее и унизительнее для молодого, умного, успешного мужчины, чем осознание собственного бессилия перед фатальной несправедливостью судьбы, осознание невозможности обеспечить достойное существование своей семье? Неожиданно это понимание прибавило мне недостающих сил. Мы молоды, здоровы, любим друг друга, и это главное. Вместе одолеем проклятые обстоятельства. За черной полосой непременно последует белая. Главное – не сломаться, не опустить руки. Всего каких-то два месяца, и я перестану быть беременной, найду работу… Мы обязательно что-нибудь придумаем, выкарабкаемся, мы еще покажем всему этому долбаному миру… У нас все будет хорошо…

«Все будет хорошо…» Я повторяла эти слова, как мантру, черпая в них спокойствие и уверенность. Настанет завтрашний день, тучи рассеются, выглянет солнце. Самое яркое солнце на свете…

Завтрашний день выдался пасмурным и угрюмым

Хозяин квартиры поднял арендную плату.

– Все дорожает, – объяснил он, озвучив сумму, превышающую наши возможности.

Найти новую квартиру по приемлемой цене за две оставшиеся недели мы не смогли.

– В тесноте – не в обиде, – сказал Георгий. – Да и не дело это – по чужим углам шариться, когда своя квартира имеется. Родится ребенок, будет кому за ним приглядеть, пока Санька в институте.

– Мы поищем другую съемную квартиру, – обнадежил Сережка.

Но я не разделяла его оптимизма.

– Родится ребенок, траты возрастут… – Я покачала головой. – Дед прав: в тесноте, не в обиде, да и с ребенком проще будет в институт выбраться… А потом что-нибудь придумаем. Может, вправду уедем из России, к чертовой матери. Свалила же Зайка. Вначале было трудно, а сейчас привыкла. Замуж собирается.

– Я боялся, что ты будешь меня упрекать, – срывающимся голосом признался он.

– Тебя? За что? Ты ни в чем не виноват.

– Я же мужчина, – заламывая руки, муж отчаянно метался вдоль стен, – я должен обеспечивать семью…

– Ты и обеспечивал. Никто не ждал такой подлянки. Успокойся. Мы же не одни в таком положении.

Я упаковала вещи в узлы и коробки, в последний раз протерла пол в бывшей нашей квартире, свидетельнице первых мгновений нашей любви, и прикусила губу, чтобы не разреветься: было жаль уезжать с островка беспечного счастья.

– Выше нос, – сказал Вадик, вызвавшийся помочь нам с переездом. – Все будет о’кей. Сейчас поймаем машину.

– У нас денег мало, не повезут, – мрачно напомнила я.

– Доверься мне, – заявил Вадик.

Он напялил вытертое кожаное пальто рыжего цвета, нахлобучил огромную ушанку и отправился ловить машину. Делал это Вадик особым фирменным способом: кидался под колеса подходящего по грузоподъемности средства передвижения, в ответ на водительский мат невозмутимо предлагал помочь хорошим людям в переезде и начинал торг. Как ни странно, наглая тактика увенчалась успехом, Вадик довольно быстро сумел уломать водителя «скорой», ехавшего со смены в больничный парк.

– Заодно, если вдруг надумаешь сейчас родить, сразу в больницу доставим, – сообщил он.

– Иди в баню, – отозвалась я. – Мне через два месяца.

– Ну и зря, – в своем стиле юморил Вадик. – Сэкономила б на машине.

Всю дорогу он болтал без умолку, травил смешные анекдоты и байки из жизни своей новой подружки, работника медвытрезвителя, и в итоге превратил переезд из малоприятного события в комедийное шоу. Даже водитель ржал до слез, так, что едва не въехал в автобус, и на прощание взял с нас меньше заявленного, сказал, что на его работе редко удается посмеяться от души. Напоследок за честно заработанным ужином Вадик сообщил:

– Кстати, мой дружбан, который ночным сторожем в магазине подрабатывал, увольняется. Кооператив какой-то открывает. И второй сторож тоже уходит. Место свободно. Можем дежурить по очереди. Зарплата, правда, небольшая, на квартиру не хватит, но и не перетрудишься. Запрешь дверь – и спи на кушетке или дисер пописывай. В былые времена можно было дефицит прикупить, сейчас это неактуально. Зато работникам директор разрешает отовариться по оптовой цене. Немного, разумеется, но кило колбасы или сосисок сделает. Ну и на бутерброд за ужином отрежешь – никто выверять не станет.

– Отлично, я согласен, – поспешно выпалил Сережка.

– А не опасно? – усомнилась я.

– Ха! Было б опасно, я бы сам туда не пошел. Если шпана какая ломиться начнет, сразу ментам звони. Они там свои, прикормленные, тотчас прибегут. Отделение в двух шагах.

– Я согласен, – повторил Сережка. – Хоть завтра.

По его глазам я поняла, что сейчас он согласится на любую, самую грязную и опасную работу, и возражать бесполезно.

Все вернулось на круги своя. Спираль истории, сделав издевательский виток, отбросила нас на прежнее место. С тщеславными устремлениями, рухнувшими планами, несбывшимися надеждами, осмеянными мечтами. Обледеневший двор, замызганный подъезд, пахнущий сыростью полуподвал, десятиметровка, совмещенный санузел, вход в который по утрам расписан по графику – десять минут на каждого. Любопытствующее шамканье старух-соседок: «Что, Сашенька, вернулись? Надолго?» Я стискивала зубы, чтобы не послать кумушек ко всем чертям.

И настали смутные времена…

К концу года президент Горбачев, осознав провал денежной реформы, распорядился разморозить банковские вклады и ушел в отставку. На обретенные пятнадцать тысяч рублей мы купили коляску, кроватку, мне – теплые сапоги для зимних прогулок с ребенком, новый телевизор «Самсунг» взамен отдавшего концы пожилого «Рубина», игрушки, детские одежки, консервы и обалденный ярко-розовый зонт, перед которым я не смогла устоять.

Советский Союз распался на осколки республик-государств, одним из которых стала Российская Федерация. Бабушки во дворе судачили о нововведении президента Ельцина: приватизации. Далеким и загадочным новым миллиардерам (по слухам, домочадцам и приближенным к президентской семье) в собственность достались недра, электроэнергия, казна, недвижимость и все, что удержалось на плаву и приносило прибыль. Не были забыты и простые смертные, получившие счастливую возможность узаконить права на квартиры и шестисотковые наделы, которые стало возможно продавать, покупать, завещать и сдавать в аренду. Вскоре в соседнем подъезде вместо запойной бабы Клавы поселился горячий кавказский джигит, а к нему приехала многочисленная родня. О дальнейшей судьбе бабы Клавы ходили разные слухи: одни утверждали, что пьянчужке вместо московской квартиры приобрели домик в деревне, где на выплаченную разницу в стоимости она будет счастливо дышать свежим воздухом и пить водку до конца дней. Другие уверяли, что конец дней уже наступил. Но проверить не удосужились, поскольку судьба одинокой пропойцы особенно никого не волновала. В отличие от ставшей нормой задержки зарплат и пенсий. Причина звучала просто как апельсин: нехватка наличности. Никто уже не вспомнит, кто первым придумал гениальную идею расчета с работниками производимой ими же продукцией: запчастями к «КамАЗам», унитазами, галошами, пряниками, утюгами, нитками, кирпичами, мылом, презервативами… При желании всем этим можно было обменяться на рынках.