Книга Магия первой любви - Инид Джохансон

Факт общеизвестный, даже в поселке все это знали. Бедный старый гордец! Он даже не подозревал, что над ним смеются за его спиной. Дейзи не стала рассказывать о диктаторских замашках отца, о том, что он никого в жизни не любил. В конце концов, дочь обязана чтить отца, тем более его память.

— Знаете, я вообще-то не ношу фартуки. Но от старой экономки, по-моему, осталось несколько. Подождите меня минуточку, я поищу. Где-то стояла коробка с ее вещами.

Энн быстро вернулась со стопкой выстиранных и аккуратно сложенных фартуков. Разноцветные, нейлоновые, разрисованные крупными цветами, все они выглядели очень кокетливыми. Дейзи усмехнулась про себя — таков был вкус миссис Доррис Мэйо.

— А вы не знаете, где сейчас живет миссис Мэйо?

Любопытство и слабый отголосок детской привязанности к женщине, которая много лет заботилась о ней, побудили Дейзи задать этот вопрос.

— Снимает домик в поселке, рядом с магазином, — ответила Энн. — Она появлялась здесь, чтобы забрать вещи старика Дэвиса. Милая женщина, только имеет маленькую слабость — любит посплетничать. Миссис Мэйс горько оплакивала смерть вашего отца.

Естественно, подразумевалось: а почему дочь так равнодушна к отцу? Вопрос читался в глазах женщины. Но Дейзи не собиралась вдаваться в подробности.

— Пока я здесь, надо мне выбраться как-нибудь вечерком и навестить ее.

Сдержанно улыбнувшись, Дейзи вышла из кухни. Она понимала, за что отец выгнал ее из дома и никогда после этого не делал попытки встретиться или отыскать дочь. Но понять, за что он так не любил ее с самого детства, Дейзи не могла до сих пор. Может, Доррис Мэйо знает ответ на мучивший ее все эти годы вопрос.

Обмотав себя широким фартуком жуткой расцветки поверх атласного нижнего белья, Дейзи повесила свой костюм на большой крюк, торчавший в стене. Ее не беспокоило, что она выглядит нелепо, ведь здесь ее никто не увидит. Зато будет спасен элегантный костюм. Она расчистила себе пространство для свободы передвижения и приступила к работе, методически осматривая содержимое ящиков и коробок. В одном ящике оказался старый потрескавшийся фарфор, всевозможные безделушки викторианской эпохи.

Зачем люди хранят совершенно ненужные веши, думала Дейзи. И вспомнила, какой волшебный мир открывался ей на чердаке в детстве, особенно в долгие дождливые дни, когда она страдала от одиночества больше, чем всегда. Был там громоздкий сундук, заполненный старой одеждой, которую, возможно, носила еще прабабушка и даже мать прабабушки. Многие из этих вещей поражали своей красотой, но все было очень ветхое. В хорошем состоянии такие вещи стоили бы больших денег, сейчас они ценились гораздо выше, чем в те времена, когда их носили.

Другой сундук, поменьше, был совершенно пустой, если не считать толстой пачки писем, перевязанных выцветшей лентой. Наверно, вещи из этого сундука отец продал, когда начались финансовые неприятности. Возможно, этому поспособствовала и Доррис Мэйо. Дейзи вспомнила, как она говорила, приходя за ней на чердак: «Так и знала, что ты здесь. Пора спать. И запомни, эти вещи нельзя трогать, они стоят больших денег. Впрочем, если тебе нравится наряжаться, то ради Бога. Здесь ты хотя бы сидишь себе тихо и никому не мешаешь».

Присев на корточки, Дейзи грязной от пыли рукой убрала со лба пряди волос, оставив на щеке грязную полосу, и глубоко задумалась. Ей вдруг стало жаль отца. Зачем он всю жизнь тащил на себе это огромное наследие прошлых поколений — земли усадьбы и громоздкий дом, которые не мог содержать? Все это легко было продать и купить небольшой дом с приусадебным участком, а на оставшиеся деньги спокойно доживать свои годы. Гордыня, высокомерие не позволили ему так поступить. Или какие-то воспоминания?

Вздохнув, Дейзи взяла в руки пачку писем, развязала и стала их просматривать. Все они были адресованы ее матери, а писал их ее отец еще до свадьбы. Открыв письмо, лежавшее сверху, она начала читать. С первых же строк ей стало понятно, как сильно отец и мать любили друг друга. Чарльз Дэвис буквально боготворил свою будущую жену, Элизабет.

Дейзи вложила письмо в конверт и снова перевязала пачку лентой, пальцы ее дрожали. Впервые заглянув в святая святых, в личную жизнь своего отца, она увидела совсем другого человека, нежели того, которого знала всю жизнь. Этот Чарльз Дэвис способен был на глубокую любовь. Даже написанная резким почерком на бумаге, она потрясала до глубины души. Прижав к груди драгоценные письма, Дейзи поднялась, в глазах ее стояли слезы.

В этот момент она увидела Ричарда и затаила дыхание. За время, проведенное на чердаке, она совсем забыла о его существовании, а он, оказывается, стоял у двери и наблюдал за ней. От его присутствия мысли смешались в голове, даже атмосфера в этом захламленном помещении изменилась. Если бы она тогда объяснила отцу, как сильно любит Ричарда Редмана, возможно, тот сумел бы ее понять. Кто знает? Вместо этого она упорно молчала, пока отец выговаривал ей и запрещал видеться с этой «швалью», как он выражался. Надо было во всем ему признаться, ведь отцу было знакомо чувство безумной страсти, связывающей двух людей волшебной, магической силой.

Тут же мысли ее приняли иное направление. Она с горечью подумала, что вряд ли история их любви могла завершиться счастливо. Этот красавец, гроза девиц из поселка, никогда не любил ее по-настоящему. Иначе он не смог бы так поступить — уехать, зажав в кулаке деньги, заплаченные отцом в качестве отступных. Ричард лгал ей, когда говорил, что любит, что мечтает всегда быть рядом с ней. Деньги его притягивали сильнее, чем любовь.

Под взглядом Ричарда Дейзи увидела себя со стороны — в жутком полупрозрачном нейлоновом фартуке, растрепанную и грязную. Ей захотелось убежать и спрятаться, но, гордо подняв голову, она сухо спросила:

— В чем дело? Тебе что-нибудь нужно?

— Да, мне нужна ты.

Взгляды их встретились, и на минуту эти слова вернули ее в прошлое. Неожиданная реакция ее тела — жар и дрожь — поразили Дейзи. Ей стало вдруг трудно дышать. На лице Ричарда отразилось недоумение, он вопросительно поднял бровь и улыбнулся. Но, по мере того как он подходил ближе, улыбка медленно сползала с его лица.

Разумеется, она неправильно его поняла. О какой безумной страсти может идти речь сейчас? Он просто пришел проверить, как подвигается дело у нанятого им работника. Может, она сидит тут, нога на ногу, и красит ногти. Хорошо, что все обстоит так, а не иначе, потому что и он ей не нужен. Дейзи его не хотела, видит Бог, пока он не дотронулся до нее. Погладил рукой по растрепанным волосам, упавшим на плечи. Из неведомых глубин поднялось забытое желание, словно тело вспомнило и заговорило, зажило своей самостоятельной жизнью. С пересохшим ртом, едва дыша, она молча терпела, пока он кончиком пальца проводил по ее мокрым ресницам.

— Тебя что-то расстроило, Маргаритка? Я не хотел этого, поверь мне, не хотел.

Сколько сейчас нежности в его потемневших карих глазах. И взгляд, которым он всегда проникал ей прямо в сердце в те далекие волшебные ночи, когда звезды и луна были свидетелями их любви, а она видела только его. Вот таким же взглядом он. жадно смотрел на перламутровую белизну ее плеч, а его прикосновения, бережные, нежные, способствовали тому, что она безболезненно перенесла утрату девственности. Все произошло между ними так естественно, что она не могла не верить в искренность его чувства. А напрасно.