Книга Тайный дневник Марии-Антуанетты - Кароли Эриксон

Впереди, за деревьями, я разглядела невысокую деревянную хижину, крытую соломой. Из печной трубы вился голубоватый дымок.

– Я должен предупредить вас, ваше высочество, – обратился ко мне французский дворянин, когда мы подошли к строению поближе, – что принц в силу своей склонности к уединению недолюбливает незнакомцев…

Пока он говорил, я вдруг заметила в окне невысокой хижины чье-то круглое, испуганное лицо, взиравшее на нас. Это и был принц Луи. Я сразу же узнала его по портретам, которые мне прислали. Почти мгновенно лицо скрылось из виду.

– Но он хотя бы знает о моем приезде?

– Мы решили не сообщать ему, когда именно ожидаем вашего прибытия, поскольку он… приходит в некоторое волнение при мысли о встрече с незнакомыми людьми.

В голову мне пришла ужасная мысль.

– Но ведь он должен знать о том, что я еду к нему и что мы должны пожениться. – На самом деле мы уже были женаты, поскольку церемония венчания состоялась в Вене, когда роль принца Луи исполнял мой брат.

– О да, конечно. Он ожидал вас в течение всех этих долгих месяцев.

Мы подошли к низенькой двери.

– Ваше высочество, это я, Шамбертен. Я привел к вам посетителя. Точнее, очаровательную посетительницу.

Молчание. Затем, словно издалека, до нас донесся глухой голос:

– Ступайте прочь.

Мой спутник выждал несколько мгновений, нимало не смущенный столь холодным приемом, и снова окликнул своего сюзерена.

– Ей пришлось проделать долгий путь для того, чтобы увидеться с вами. Пожалуйста, впустите нас.

Из-за двери снова раздался сдавленный голос:

– Я занят. Пожалуйста, возвращайтесь на будущей неделе. Я повернулась, чтобы уйти.

– Принц занят. Я могу вернуться завтра, после того как приму ванну и поужинаю…

– Прошу вас, ваше высочество. Я знаю, как обращаться с ним, когда он пребывает в дурном расположении духа.

Шамбертен поднял руку, чтобы постучать в дверь, и в это самое мгновение Муфти, которой явно надоело сидеть у меня в рукаве, высунула мордочку наружу и звонко залаяла.

Почти сразу же дверь чуть приоткрылась, и Луи выглянул в щелочку.

– Что это, собака? Я люблю собак.

– Ее зовут Муфти, ваше высочество. Я привезла ее с собой из Вены. – Я протянула собачонку принцу, который, наконец, широко распахнул дверь, чтобы впустить нас.

Внутри было темно, если не считать огня в очаге и лампы на стене. На длинных столах в беспорядке были разбросаны какие-то веточки, сучки и побеги, кусочки коры и листья, и к каждому на нитке был прикреплен клочок бумаги с пояснениями, написанными аккуратным почерком. На полках вдоль стен выстроились корзины и кувшины, а в застекленной витрине лежали засушенные мотыльки и бабочки. Остатки ужина принца – тарелка с холодным мясом, кусок сыра, из которого до сих пор торчал нож, ломоть черного хлеба и кружка пива – стояли на низенькой скамье у очага.

Принц Луи широко раскрытыми глазами глядел на нас. Он рассматривал мою высокую прическу, пострадавшую после утомительной поездки, с выбившимися там и сям локонами, голубое шелковое платье и жемчужное ожерелье. Мой внешний вид ярко контрастировал с голым, грубоватым внутренним убранством хижины и невзрачным одеянием принца. Он был одет как крестьянин – в панталоны и рубашку навыпуск из грубой коричневой материи.

Я протянула ему Муфти со словами:

– Она не кусается.

Тревожное выражение лица принца несколько смягчилось, когда он взял крошечную собачку на руки и погладил ее. Луи улыбнулся милой, детской улыбкой. Я была тронута.

– Мне известно, кто вы такая, – после долгой паузы произнес принц. – Я посылал вам грибы. Вы их получили?

– Да. Благодарю вас.

– Я составляю большой каталог всех лесных растений. Когда он будет закончен, я начну работать над каталогом насекомых. До меня никто не делал попытки классифицировать их.

– Вы нашли для себя достойное занятие.

– К несчастью, мой дед придерживается другого мнения. – В тоне Людовика прозвучала горечь. – Он меня не любит, считает ни на что не годным. Но вы ему непременно понравитесь, вы очень красивы.

– Я рада, что вы так думаете. Не могли бы вы показать мне какие-нибудь растения?

Казалось, устроив мне экскурсию по хижине и показывая одну веточку за другой, принц Луи позабыл о своей застенчивости. Он позволил мне взглянуть на свои рисунки, которых было великое множество, и я похвалила его, сказав, что они очень недурны.

– Полагаю, я должен буду жениться на вас, – заметил он вдруг, мрачно и даже со злобой глядя на меня.

– Этого ожидают от нас, вы правы.

На какое-то мгновение мне показалось, что он собирается расплакаться. Но он лишь взял мою руку и поднес ее к губам, чтобы поцеловать.

– Тогда я выполню свой долг.

– Если ваше высочество готовы, мы должны присоединиться к остальным, – подал голос Шамбертен.

Луи вздохнул и вернул мне Муфти. Погасив огонь в очаге, принц накинул потрепанный черный плащ, висевший на гвозде подле двери.

– Ну, что же, очень хорошо, – сказал он, расправив плечи, – пойдемте.

Все происшедшее показалось мне очень необычным и странным, я до сих пор раздумываю над этими событиями. Этот холодный, печальный мальчик должен стать моим мужем, чтобы впоследствии править Францией?

18 мая 1770 года.

Итак, отныне я – дофина. Вчера нас с Луи обвенчал архиепископ Реймсский, в небольшой часовне в Версале, куда набилось много приглашенных.

Сердце мое разрывалось от жалости к бедному Людовику, который явно не находил себе места и пребывал едва ли не в отчаянии. Я держала его за руку, пока мы шли длинными галереями дворца между рядами гостей, и чувствовала, что он дрожит. Он негромко повторял слова брачного обета вслед за архиепископом, запинаясь и спотыкаясь. Свои обеты я произнесла ясным, звонким голосом и ни разу не сбилась. Матушка могла бы гордиться мною.

24 мая 1770 года.

Я жена французского принца, но в то же время так и не стала ею. Луи каждый вечер приходит ко мне в постель, как того и требует его супружеский долг, но лишь поворачивается ко мне спиной и засыпает, похрапывая во сне. Я чувствую себя одинокой и никому не нужной. Я боюсь, что неприятна ему. Что же мне делать?

15 июня 1770 года.

Сегодня случилось много такого, что стоит записать в дневник. Во-первых, утром меня разбудила не Софи, которая обычно приносит мне чашку горячего шоколада, чтобы я окончательно проснулась, а графиня де Нуайе. Она приказала мне одеваться побыстрее, потому что сейчас придет доктор Буажильбер, чтобы осмотреть меня.