Книга Вторая жизнь Эми Арчер - Р. С. Пейтман

Помню глухой стук собственного сердца при звуке повернувшегося в замке ключа, и то, с каким разочарованием смотрела на Брайана, и как по коридору поплыл запах пива.

– Не пялься на меня так, – огрызнулся он. – Ну, выпил немного. Подумаешь. Новый год все-таки. Новый век наступает. Новое тысячелетие. Все равно на такси поедем.

Помню, как он сердито уставился на меня, когда мои глаза наполнились слезами.

– Ну что опять? – Лицо мужа закаменело. – А, блин! Шампанское. Сейчас схожу куплю. – Он развернулся и стал возиться с дверным замком. – Господи, Бет, ну уж из-за этого точно не стоит психовать! Из-за какого-то шампанского!

– Дело в Эми, – сказала я. – Она не вернулась домой.

– Так она же у Даны?

Помню, как изумилась тому, что он все-таки умудрился запомнить хоть часть нашего уговора. Как при этой мысли хлынули слезы. Помню, как странно было, когда муж снова обнял меня, помню влажность его щеки и запах сигаретного дыма.

Брайан сказал, что надо успокоиться и подождать еще немного. Помню, что его невозмутимость меня утешила, стало легче, когда он сказал, что сам пойдет ее искать. Герой, каким я его когда-то считала, вернулся, готовый меня защитить.

– Я с тобой, – сказала я.

– Нет, останься здесь, на случай если она придет домой.

Помню, как бродила из комнаты в комнату, словно играла с дочкой в прятки – она так любила прятки, когда была совсем маленькой. Я звала ее из окна кухни и еле сдержала слезы, когда не слышала ответа.

Помню, как долго не было Брайана – показалось, несколько часов, – хотя это, вероятно, время шутило со мной шутки в ту ночь, каждая секунда значила так много, что тянулась невыносимо долго.

Помню, как бежала вниз, услышав, что муж вернулся, помню его мертвенно-бледное лицо, страх, метавшийся в глазах, ставший чужим голос.

– Думаю, надо звонить в полицию.

Помню, каким маленьким, каким утешительно несерьезным казался телефон в его руке. Как в полиции ничего не знали о нас до тех пор, пока он не заговорил в трубку. И как мир будто потемнел, когда он ее повесил.

Помню свист и треск полицейских радиопередатчиков, то, как стражи порядка опускали головы, переговариваясь. Они понимающе кивали, когда я старалась описать, как Эми была одета, и просили не торопиться.

Помню, как они расспрашивали, не могла ли девочка пойти еще к кому-то и все ли у нас дома было хорошо. Помню, что не поднимала глаз, когда заверяла стражей порядка, что все было прекрасно.

Помню, как безнадежность охватывала меня, пока я листала альбом, чтобы найти подходящую фотографию. «Недавнюю, – сказали они, – крупным планом, если можно – только голова и плечи». Помню, как подумала, что ничего такого здесь нет, и листала страницы почти не глядя, пока Брайан не вмешался и не вытащил из альбома последнее школьное фото нашей малышки.

– На вид девочка смышленая, – сказал один из полицейских.

– Так и есть, – сказал Брайан. – Не из тех, кто ввязывается в неприятности.

– Постарайтесь не волноваться, – сказали копы, надевая кепи в прихожей.

Когда они открыли дверь, пробило полночь. Помню какофонию фейерверков на реке, словно земля заходила ходуном. Помню свой ужас, помню, как не могла дождаться, когда же прекратится этот шум. А когда он прекратился, оказалось, что тишина еще хуже.

В то мгновение, если верить рассказу Либби, время качнулось и сдвинулось на грань между «сейчас» и «тогда», стряхивая с себя дух последней тысячи лет, освобождая место для тех, кто приходит. Эми и Эсме угодили в этот круговорот.

Это и был тот миг, когда они слились друг с другом, когда душа Эми воплотилась в теле Эсме. Когда сущность Эсме смешалась с душой Эми.

Когда двое стали единым целым.

Когда Либби заканчивает рассказ, мы обе плачем – не друг над другом, а над такими разными воспоминаниями о вечере, что так резко изменил наши жизни. Она встает, вытирает глаза и говорит, что сегодня больше ничего обсуждать не в состоянии, да и я, вероятно, тоже. Все это доносится до меня словно издали, будто я сижу в соседней комнате.

Не хочется, чтобы они оставались здесь, и не хочется, чтобы уходили. У меня слишком много вопросов, слишком много сомнений, и ни на один вопрос они не могут ответить удовлетворительно, ни одно сомнение не могут разрешить. Это всего лишь нереальная история, в самом прямом смысле, выдумка какой-то извращенки с нездоровыми жуткими фантазиями, у которой есть дочь, поразительно похожая на мою.

Эми вытеснила Эсме из матки! Это же смешно. Мало сказать – нелепо. В это невозможно поверить. И тем не менее я при всем желании не могу просто так от этого отмахнуться. Физическое сходство Эсме с Эми еще может быть простой случайностью, но уж слишком точно она знает все подробности о жизни моей девочки, чтобы это можно было счесть догадкой или совпадением.

И еще сердце. Мое сердце. То, как оно сжимается и падает всякий раз, когда я смотрю на Эсме. Ее выражения, ее улыбка, то, как она пританцовывала под «Spice Girls», свет, бьющий из ее глаз. Я узнаю все это, и каждая деталь пробуждает забытые, казалось, инстинкты.

Либби права. Нам всем нужно время, чтобы собраться с мыслями, хотя вряд ли я и за целую вечность сумею разобраться в них и додуматься до чего-то, что не звучало бы чистым безумием.

Либби записывает в блокноте номер своего мобильного. Руки ее двигаются, словно в замедленной съемке.

– Через несколько дней мы возвращаемся в Манчестер.

Я, собственно, не слышу этих слов, просто читаю по губам.

– Что дальше – это уж вам решать.

Она делает Эсме знак встать и снять наушники. Девочка ни в какую не хочет выпускать из рук Багпусса, но Либби забирает его и кладет на диван. У Эсме вздрагивает губа, когда она оборачивается и машет мне на прощание – не всей рукой из стороны в сторону, а ладонью вперед, сгибая только пальцы, как когда-то Эми. Моя рука медленно поднимается ко рту. Может быть, она думает, что я машу ей в ответ, а не просто пытаюсь сдержать изумленный вздох. И может быть, так оно и есть.

Когда они уходят, я не знаю, куда себя деть. Слоняюсь по комнатам, рассматриваю их, словно ищу что-то, что точно должно быть здесь, и не нахожу. Даже вспомнить не могу, что ищу. Вижу только беспорядок, пыль, смятые диванные подушки, вещи, что валяются где попало.

Взбиваю подушки, поправляю фотографию Эми, раздумываю, не засунуть ли Багпусса в стиральную машину. Снова хватаюсь за тряпки и полироль.

Когда мы только начали жить вместе, Брайан находил очаровательной мою привычку искать средство от любых проблем и неприятностей в шкафчике для уборки. «Ароматические аэрозоли – это лучше и дешевле, чем тяжелые наркотики или алкоголь», – говорил он. Но это добродушное подтрунивание скоро сменилось раздражением и недовольством: он устал жить в химическом тумане и бояться положить что-нибудь не в точности на место, а чуть в стороне.