Книга Даю тебе честное слово - Ингрид Нолль

У сестры Кримхильды на этот день было назначено еще много всего. Но первое, что она сделала – потребовала два ключа от дома: один для ранних приходов, другой – для поздних. С ключами она могла бы приходить даже в те часы, когда никого дома нет. У санитарок-де огромная нагрузка и плотный график, и они не могут позволить себе подолгу ждать на пороге. В ванной следует прибить к стене четыре дополнительных крючка, и желательно их надписать: тряпки и полотенца для верха и для низа. Еще ей потребуется французская водка для втираний, жирный крем для кожи и кое-что из аптеки для тех, у кого недержание.

– Речь идет о картонных коробках большого размера, – пояснила она. – Надо подыскать в доме место, куда их можно будет сложить, – при этом она осмотрелась вокруг.

– Разве что в шкаф Мицци, – с печалью в голосе предложила Петра. – В ванной все свободное место заняло устройства для подъема больного.

Наконец сестра Кримхильда уехала. Макс съездил в аптеку за необходимыми вещами и на обратном пути в супермаркете купил две упаковки ванильного пудинга по шесть стаканчиков в каждой. Этим материнские поручения исчерпывались.

– Надеюсь, ты один справишься? – спросила она и поспешила в свою книжную лавку.

Макс снова подошел к кровати дедушки, который смотрел на юношу глазами смертельно раненного животного.

– Завтрак должен быть важнее гигиены, я так понимаю, – пожаловался старик.

– Хочешь, я принесу тебе кофе с булочкой и мармеладом?

– Пудинг!

На этот раз старик позволил скормить себе целых два стаканчика и глоток за глотком осилил большую чашку кофе.

– Где я вообще? – спросил он под конец.

Макс приготовился все объяснить, но дедушка снова погрузился в сон.

Харальд с работы позвонил дочери в Берлин, так как знал, что ее спутница жизни – эта Ясмин, совратившая его Мицци, – в первой половине дня дома не бывает.

– Они тебе уже рассказали? – спросил он дочь. – Твоя комната теперь похожа на больничный стационар. Там лежит дедушка, и его обмывает приходящая санитарка. Но ты не беспокойся, это продлится недолго…

– Беспокоиться? По мне, так пусть живет до ста лет, – ответила Мицци с легким раздражением в голосе. – Комната мне больше не нужна. Свои личные вещи я давно забрала. Однако от бабушкиного дамасского постельного белья я бы не отказалась. И формочку для пудинга взяла бы с удовольствием.

Харальд начал понимать, что ему не удастся перетянуть дочь на свою сторону. И чтобы не спровоцировать нетерпеливую или, того хуже, гневную реакцию девушки, он быстренько переключился на погоду.

– В Берлине всегда чуть холоднее, чем у вас, – сказала Мицци. – И этот климат меня больше радует, чем унылая погода в предгорьях западного Одевальда. Передавай привет маме и Максу, пока, папа.

К трем пополудни ожидали визита окружного врача. Петра пришла домой чуть пораньше, чтобы и этот последний барьер был преодолен в ее присутствии. Свекор спал.

– Зачем еще какому-то доктору приспичило совать свой нос в это дело? – возмущался Макс.

– Затем, что от его экспертного заключения зависит, будет больничная касса оплачивать услуги по уходу целиком, частично или вообще не будет, – ответила мать. – Он опытный врач и сразу поймет, что в данном случае мы имеем дело с тяжелобольным в последней стадии.

Сама она в этом, похоже, не была уверена на все сто, поэтому нервно покашливала и поминутно выглядывала на улицу.

Окружной врач появился минута в минуту, выслушал от Петры короткое описание ситуации и лишь затем отправился в верхние покои.

– Добрый день, господин Кнобель, – четко выговаривая слова, поздоровался врач с больным. – До меня донеслись слухи, что вы приболели? Как вы себя сегодня чувствуете?

Старик бодро смотрел на врача с издевательской ухмылочкой и охотно вступил с доктором в разговор:

– Прекрасно, прекрасно. Вы же знаете: medicus curat, natura sanat[14], – он был явно рад встретить наконец сведущего человека, который понимал латынь.

Петра успела шепнуть сыну в ухо перевод:

– «Врач лечит, природа исцеляет», или что-то вроде этого.

И, повернувшись к доктору, тихо проговорила:

– Последствия наркоза…

Обследовав больного, окружной врач пригласил Петру и Макса в соседнюю комнату, где, сев поудобнее, тщательно заполнил анкету. При этом он то и дело поднимал свою тяжелую голову, пытаясь получше изучить родственников больного.

– Он может самостоятельно есть или вы его кормите с ложки?

– Он отказывается от какой-либо пищи, – ответила Петра.

Макс старался не встревать в разговор, предоставил матери описывать состояние дедушки.

– Как бы вы охарактеризовали его характер: как радушный, восприимчивый, депрессивный или агрессивный?

– Скорее как тяжелый и рассудительный, – ответила Петра.

– В чем он лучше ориентируется: во времени или в пространстве?

– Нет, чаще всего он пребывает в полном замешательстве, а иногда его мучают галлюцинации.

Остальные вопросы были в том же духе. Когда доктор закончил, он попрощался и ушел.

– В скором времени вы получите письмо из больничной кассы, к которой относитесь, – сказал он на прощание, ни единым намеком не выдав собственной позиции.

– Смешные люди, – сказал старик Максу. – Сначала эта Гримхильда – nomen est omen![15]Потом этот шарлатан! Он даже пульс у меня не проверил! Впрочем, та блондинка, что вчера приходила, мне очень понравилась. Ну а сейчас время пудинга, надеюсь.

В общем и целом Макс придерживался того же мнения, что и дедушка. Прежде всего, конечно, в том, что касалось Йенни. Вопрос, сколько порций пудинга уже умял дедушка и правильно ли он делал, позволяя больному столько есть? А в общем-то, какая разница? Если человек при смерти, то надо исполнять все его желания. Вечером Петра обнаружила в мусорном ведре пустые стаканчики от пудинга и неодобрительно покачала головой. Как только с дедушкой все определится окончательно, она проследит, чтобы Макс регулярно ходил обедать в студенческую столовую.

На ужин была грюнколь из морозильника и жареная картошка с мясным паштетом. Словом, то, что никто из них троих не любил.

– Ну и? – приступил к расспросам Харальд. – Как дела у господина Кнобеля-старшего?

– Самое время тебе посмотреть самому, – довольно резко парировала Петра. – Пора тебе попрощаться с отцом, пока не поздно.

– Ты что, провидица? Может, он всех нас переживет!

– Не надейся, – возразила Петра. – Доктор Офенбах говорит, если пациент отказывается от твердой и жидкой пищи, то больше недели он не протянет. А неделя твоего отца закончится через пару дней.