Книга Властелин наслаждений - Джессика Трапп

Отпустив свой трофей, он быстрым, отточенным движением натянул веревку, лежащую на подоконнике. Девушка осела у ободранного гобелена, ее напряженное тело изогнулось, словно в поиске защиты.

– Дыши медленно носом, и кляп не будет мешать.

Она сделала несколько глубоких вдохов, и Годрик недовольно нахмурился, разозлившись на себя за то, что побеспокоился о ее удобстве. Это не должно его волновать. Ее семья не беспокоилась о нем, они, как собаку, посадили его на цепь и на корабле отправили на Восток, в пожизненное рабство.

Воспоминания снова обожгли его, но шаги за дверью тут же вернули к реальности. Мейриона дернулась, но он лишь крепче прижал ее к себе.

– Молись о том, чтобы они не вошли, – предупредил он.

Мейриона зло посмотрела на него; ее большие глаза метали искры, но Годрик оставался спокойным. Она, без сомнения, плюнет ему в лицо, если он вытащит кляп.

Наконец шаги затихли внизу.

– Если ты будешь мне повиноваться, тебе нечего бояться, – шепотом пообещал Годрик.

Мейриона посмотрела на него с холодным презрением. Пожалуй, он никогда не видел у женщины более злобного взгляда – если только не принимать во внимание взгляды портовых шлюх, которым моряки часто отказывались платить.

Монтгомери усмехнулся. Ее будет нелегко завоевать, но это доставит ему еще большее удовольствие.

Дубовые ставни громыхнули по стене замка, впустив холодный ночной воздух и запах приближающегося дождя. Снизу доносилось пьяное гоготание. Пора. Они итак провели здесь слишком много времени.

Крепко схватив свою добычу, Годрик забросил ее на плечо и шагнул к окну.

Глава 4

Только через несколько часов, на рассвете, когда похититель опустил Мейриону на свежую траву в лесу и вытащил суконный кляп, из ее груди вырвался вздох облегчения. Сухой валежник больно колол кожу, в одной ночной сорочке она стояла на коленях перед Годриком в трехстах футах от замка, посреди дубов и вязов плодородной уайтстоунской долины.

Страх, смешанный с яростью, поднимался внутри ее, и Мейриона дернулась, пытаясь освободиться от веревок, все еще стягивающих ее запястья.

– Никто не сможет тебе помочь. – Сильные пальцы Годрика стиснули ее плечо – то ли для того чтобы успокоить, то ли чтобы напугать.

Девушка повернула голову. Боже милостивый, какой он большой! С помощью веревок и снабженных когтями перчаток Годрик вытащил ее из окна спальни, затем спустился по стене Уайтстоуна и миновал скалу, на которой стоял замок. Она никогда не встречала такой силы и выносливости.

Тяжелое дыхание вздымало широкую грудь Монтгомери, его бицепсы подергивались, словно все еще испытывая напряжение от спуска. Прежде Мейриона ни за что бы не поверила, что человек может совершить нечто подобное.

– Отпусти меня! – прохрипела она.

Ее руки оставались связанными за спиной, отведенные назад плечи выставляли напоказ прикрытую лишь тонкой тканью грудь. Никогда еще в своей жизни она не чувствовала себя столь беспомощной и столь уязвимой.

Стоя на коленях, Мейриона уткнулась лицом ему в пах, где резко выделялись обтянутые кожаными штанами крупные и жесткие формы его мужского естества, и тут злая мысль мелькнула у нее в голове. Наплевав на последствия, она крепко зажмурилась, чуть согнулась и изо всех сил ударила Годрика головой между ног, отчего он тут же охнул и согнулся, чем немного смягчил удар.

– Боже, за что!

Острое чувство удовлетворения от того, что она смогла хоть как-то противостоять его силе, пронзило Мейриону.

– Изверг. – Она с победным видом поднялась на ноги. Белая рубашка, хлопнув на ветру, обтянула ее фигуру. – Можешь меня похитить, связать, избить, но ты никогда меня не завоюешь.

Но едва она произнесла эти слова, чувство триумфа куда-то ушло. Ее ноги онемели от бедер до самых кончиков пальцев, и Мейриона упала на землю, прижав своим телом связанные запястья. Теперь она лежала перед ним распростертой, головой касаясь его больших черных сапог, а валежник и камни больно вонзались ей в спину.

Слезы унижения жгли Мейрионе глаза, и она моргнула, пытаясь сдержать слезы. Впрочем, она ли это? Мейриона, дочь Айуэрта, никогда не плакала. Никогда.

Годрик опустился на одно колено.

– Спокойно, леди! – добродушно прогудел он, словно Мейриона была жеребенком, которого нужно было приручить.

Самоуверенный наглец!

Желая плюнуть в это нахальное лицо, она попыталась встать, но острые иголки, мелкие, как крошечные капли дождя, тут же пронзили ее ноги.

Обхватив за талию, Годрик поднял Мейриону к себе на колени:

– В чем дело? Ты не ушиблась?

– Нет, у меня затекли ноги.

Мучительные уколы, словно укусы тысячи ос, пронизывали ее, Мейриона не могла ни пошевелиться, ни отодвинуться от него.

Чувство беспомощности сжало ей сердце. Она непроизвольно съежилась, сознавая, как, должно быть, Годрика забавляет ее беспомощность. Она могла бы вынести, если бы он бил ее, но оказаться предметом насмешек – это уж слишком.

Мейриона прикрыла глаза и стиснула челюсти, чтобы не заплакать. Она скорее умрет, нежели еще раз проявит перед этим человеком слабость.

Годрик потянулся к ее ногам:

– Давай я помогу.

– Сперва развяжи меня.

Монтгомери посадил ее к себе на колено, и Мейриона спиной прижалась к его груди. Руки Годрика с двух сторон легли на ее бедра, и он начал энергично массировать их. Жар от его ладоней проникал через тонкую ткань ее одеяния, и Мейриона тут же почувствовала облегчение.

Когда боль утихла, она вдруг осознала, что ее связанные руки касаются его. Боже милосердный! Неужели они касаются его именно там, где кожа штанов обтягивала мужское достоинство? Она не осмеливалась пошевелить пальцами. Пресвятые угодники, что сказал бы отец, если бы увидел ее сидящей на коленях у Годрика и ласкающей его выпирающий орган, в то время как он поглаживает ее бедра?

И все же она не могла не признать, что прикосновения его рук были весьма приятны. Ей следовало сопротивляться и не позволять прикасаться к ней, но разве не к Годрику Монтгомери она стремилась в течение долгих последних семи лет? Это был единственный мужчина, который когда-либо целовал ее.

Мозоли на его ладонях цеплялись за ее сорочку. Каким же она ощутит их прикосновение к коже? Грубым и внушающим страх? Возбуждающим? Мейриона отвернула лицо в сторону, чтобы не дать волю своим мыслям. Ее охватило раздражение на свое тело, которое так предательски реагировало на мужские прикосновения. Ее гнев стремительно таял, и она всячески старалась удержать его.

Йоркская династия повинна в насилии над ее матерью и в ее смерти, из-за йоркистов брошен в темницу отец, они повинны в тысяче бед, причиненных семье. Любой йоркист не мог не быть ее врагом.