Книга Союз сердец - Марша Ловелл

От отвращения к себе она неподвижно застыла, вытянув руки и вцепившись ими в простыню.

— Я скоро усну, — сказала она вслух. — Вставать не буду и не пойду вниз. Не стоит рисковать и еще раз встречаться с Георгосом.

Снова и снова повторяла она эти слова как заклинание, пока действительно не уснула.

4

На следующее утро Иви проснулась совершенно разбитой. Но на часах в спальне было уже больше восьми, значит, спала она вполне достаточно, хотя и неспокойно, о чем говорило состояние простыней и одеял.

Такой она не была со дня похорон Леонидаса, совсем подавленной и одинокой. Одной на всем белом свете.

Даже от мысли о ребенке ей не стало лучше. Он или она появится только через пять месяцев, а как хотелось бы уже сейчас любить и прижимать кого-нибудь к себе.

Сейчас ее переполняло горе от потери единственного человека, которого она любила, и от того, что из самых лучших побуждений она вышла замуж за его брата, а теперь всем сердцем желала, чтобы этого никогда не было. Ей следовало отказаться, несмотря на обещание, данное Георгосом у смертного ложа брата, и идти своей дорогой, стать хозяйкой собственной жизни. А она по слабости позволила властному брату Леонидаса взять ее под крыло, ввести в их семью и все за нее решать. Иви знала, что она не такое уж безвольное создание, каким считал ее Георгос. Стойко стоять на своем она умела и не раз убеждалась в этом. Вот почему ее так поражала собственная реакция на Георгоса. То, что она тушевалась в его присутствии и в большинстве случаев безропотно ему подчинялась, свидетельствовало о силе его личности.

Несколько утешало ее то, что теперь он намерен развестись с ней сразу после рождения ребенка и поселить их отдельно. Без сомнения, вдали от него ей будет гораздо спокойнее и к ней вернется обычная уверенность в себе. Он не слишком-то хорошо действует на нее. Иви покривила бы душой, сказав себе, что ночное происшествие на лестнице не добавило ей тревог.

Георгос совершенно не походил на Леонидаса, однако вчера она получила доказательство того, что заблуждается относительно его бесстрастности и холодности. Тот мужчина, который вчера держал ее в объятиях, не был ни бесстрастным, ни холодным. Не был, шут возьми! От одной этой мысли у нее сжалось в животе. Как трудно будет встретиться с ним сегодня и не выглядеть глупо при этом.

Вздрогнув, Иви откинула одеяло и встала. По крайней мере, до вечера можно будет не волноваться. Георгос уже давно в своем обожаемом офисе, управляет и властвует, прикидывая, как заработать очередной миллион, и берет в оборот Риту.

Просто трудоголик какой-то, удрученно подумала Иви, плетясь в ванную, чтобы окончательно проснуться под душем. Работает в офисе как вол шесть дней в неделю, с восьми утра до шести вечера. В семь приходит домой, в половине восьмого у него обед, а потом снова дела в кабинете. Нередко из-под его двери виднелась полоска света, когда Иви отправлялась спать, что бывало довольно поздно, если она смотрела телевизор или видео. Как он только выдерживает? Единственный выходной — воскресенье — он отдавал в основном гольфу.

Спустя полчаса, подходя к лестнице, Иви чувствовала себя гораздо бодрей. Могло быть и хуже, подумала она, тошнило бы по утрам, как многих женщин в первые месяцы беременности.

Честно говоря, порой она забывала, что беременна, особенно когда облачалась в свободную одежду вроде темно-бордового спортивного костюма, который она решила надеть сегодня. Может, когда ребенок начнет шевелиться, все будет по-другому. Но пока о ее состоянии напоминала чуть раздавшаяся талия, набухшие груди и слегка округлившийся животик.

Она спускалась по ступенькам в совершенно тихом доме. В Павлиди-холл вообще тихо — стены в два кирпича и тяжелые двери заглушали любые звуки. Улица тоже была тихой, кончалась тупиком, и машины здесь ездили мало. Впервые попав сюда, Иви поразилась великолепию дома, пока не поняла, что весь этот район такой — некоторые соседние дома даже больше и роскошнее.

Когда Иви расспросила Эмилию об истории дома, та рассказала, что строил его в тридцатые годы двоюродный дед Георгоса, что после смерти старика, который не имел своих детей, дом унаследовал его отец. Первоначально это было двухэтажное здание, и Алис значительно его обновила. Услышав это, Иви поняла, откуда идет теперешняя спокойная элегантность особняка.

Дом по завещанию оставался в ее распоряжении, и она могла делать с ним все, что заблагорассудится, о чем Алис не преминула напомнить Георгосу неделю назад, когда убрала со стен несколько подлинных живописных полотен и повесила вместо них картины Леонидаса, привезенные Иви и подаренные его матери.

Тогда Иви сочла весь этот инцидент — сердитые возражения Георгоса — чрезвычайно удручающим. Меньше всего ей хотелось бы вносить раздор в их семью. Георгос показался ей бессердечной глыбой льда. Но теперь, в свете некоторых событий и фактов, она испытывала к нему известное сочувствие. В конце концов, картины не принадлежали к первоклассной живописи.

То, о чем она сейчас подумала, заставило ее замереть у подножия лестницы, потрясенную новым видением таланта Леонидаса. Или отсутствия его.

На какую-то секунду ей показалось, что она предает его память. Сколько раз она хвалила его картины? Сколько раз говорила, что однажды он станет известным художником, и его полотна будут висеть в галереях и домах миллионеров?

Неужели она все время знала, что лжет? Нет, решила она и с облегчением вздохнула, не знала. Только здесь, увидев в доме настоящую живопись, она поняла, что его работам далеко до подлинного мастерства. Самые лучшие из них были очень среднего уровня, их дилетантство теперь стало для нее очевидно.

Иви нахмурилась. Понимал ли это Леонидас? Когда он качал головой в ответ на ее комплименты, улыбаясь своей мягкой печальной улыбкой, знал ли он настоящую правду? Что он не был хорошим художником, что он не был хорош ни в чем… кроме, разве того, что сумел заставить ее полюбить его и нуждаться в нем?

Глаза ее защипало от слез.

Ах, Леонидас…

Какое-то мгновение Иви еще пребывала в состоянии виноватой жалости, а потом разозлилась на себя. Хватит, твердо сказала она себе.

И с этим энергичным решением развернулась и зашагала по нижнему этажу, мимо закрытых дверей по обе стороны коридора, к той, которая вела в самое сердце дома — в кухню.

Зайти туда можно было с разных сторон — кухня была той комнатой, где часто собиралась семья, где ели попросту, без соблюдения особого этикета, где смотрели телевизор и дружески общались. Здесь было просторно, солнечно, тепло и, между прочим, готовили еду на двадцать персон.

Открыв дверь, Иви с облегчением увидела, что, кроме Эмилии, в кухне никого нет. В глубине души ее не покидало беспокойство, не остался ли Георгос почему-либо дома. Но, похоже, их свадьба не повлияла на обычный распорядок его дня, чему она только порадовалась. За немногие прожитые здесь недели она успела понять, что присутствие его в доме создает какую-то особую атмосферу: воздух начинает напряженно вибрировать. Разговоры сходили на нет, Алис еще больше уходила в себя. Эмилия, милейшее существо, тоже менялась — ее приятно суховатый юмор обретал некоторую едкость, особенно в разговоре с Георгосом.