Книга Солнце ночи - Карина Тихонова

Макаров укоризненно наклонил голову к плечу.

— Екатерина… Алексеевна! — Он нарочно сделал паузу перед отчеством, чтобы слегка уколоть меня подчеркнутым официозом. — Вы же приехали на машине отеля!

Я закусила губу, чтобы удержаться от дальнейших вопросов. Неловко выглядеть несообразительной в глазах постороннего человека.

Макаров шаркнул ножкой и сделал галантный жест, приглашая меня пройтись вдоль стен с выставленными экспонатами. Пошла вперед, с любопытством разглядывая стеклянные витрины с безделушками и картины, развешанные над ними.

Скажу честно: выставка меня впечатлила. Если картины подлинные, можно сказать, что Макаров подобрал отличную коллекцию. Странно, что местный финансовый туз, ради которого я приехала, ничего не пожелал тут приобрести.

— Что скажете, коллега? — спросил Макаров, когда мы дошли до конца.

— Неплохо. Вас можно поздравить с удачным подбором русской классики.

Макаров слегка поклонился, не спуская с меня глаз. Где-то в самой глубине темного зрачка притаилась маленькая ехидная искра.

— И как идут дела? — спросила я после короткого напряженного молчания.

— Дела идут, — ответил Макаров. — Правда, картины покупают редко: слишком дорого. Зато очень неплохо продаются мелкие безделушки, вроде старинных монет и сувениров с затопленных кораблей. Отдыхающие в восторге.

— Откуда вы их берете? — спросила я, разглядывая витрину с названными безделушками. — Плоды черной археологии?

— А вот это, коллега, моя маленькая мужская тайна, — ответил Макаров. — Но вам, как я вижу, картины гораздо ближе денег. Не откажите в любезности взглянуть.

И Макаров сделал жест в сторону закрытой двери, ведущей, видимо, в хозяйский кабинет.

Я послушно двинулась в указанном направлении. Интересно, что он хочет мне показать? Видимо, какую-то картину. Господи, только бы не оскандалиться! Наверняка все необходимые экспертизы Макаров уже провел и теперь желает проверить меня на вшивость. Поймать на мелочах. Если поймает, спуску не даст. Дядька неприятный, ехидный. Тертый калач, одним словом.

Мы вошли в небольшую комнату. Она показалась мне очень тесной из-за шкафов и шкафчиков, тянувшихся вдоль стен. В центре комнаты стоял старый деревянный мольберт с какой-то картиной. Макаров установил его таким образом, чтобы верхний свет падал на темный холст. Отошел на шаг, склонил голову к плечу, полюбовался изображением. Затем обернулся ко мне и спросил:

— Ну, что скажете, коллега?

Я подошла ближе.

На картине была изображена женщина в костюме греческой богини. Мягко вздернутый нос, светлые льняные волосы, завитые в кудри, веснушки, щедро рассыпанные на щеках… Нет, этот славянский тип невозможно перепутать ни с каким другим. Женщина была русской. На голове у нее был шлем с гребнем, в руке она держала маленькое позолоченное копье. Надо полагать, изображала богиню Афину. По-моему, совсем неподходящая для нее роль. Лицо уж слишком мягкое, словно размытое водой. И глаза немного испуганные. А вообще, портрет хороший.

— Что скажете? — спросил Макаров.

Его голос вернул меня в реальность. Я отвела глаза от картины:

— Отличная работа. Н/Х?[2]

— Ну, почему же? — не согласился Макаров. — Продается за Аргунова. Не похож? Вы бы не купили?

Я пожала плечами.

— Побойтесь бога! Какой же это Аргунов?[3]

— Не то что не купила, я бы даже не пыталась продать его как Аргунова.

— Почему? Недостаточно хороша?

— Наоборот, — ответила я, любуясь немного испуганным женским лицом под позолоченным греческим шлемом. — Слишком хороша для Аргунова. Я думаю, что это работа более позднего времени. Ну, посмотрите сами, какой же это Аргунов? У Аргунова фигуры выписаны старательно, схематично, они плоские, застывшие. А тут свободная поза, естественный поворот головы. Никакого напряжения, никакого ученичества. А главное — посмотрите на ее лицо. У нее глаза живые, даже немного испуганные. Аргунов такие вещи делать не умел. Писал помпезные парадные портреты хозяина с хозяйкой, заботился о внешнем сходстве и соблюдений-пропорций, не более того. Спору нет, Аргунов был способным человеком, но выше головы не прыгнешь. Тот, кто писал эту картину, намного талантливее него. Скажем, так: мастер эпохи классицизма. Скажете, кто автор, или сами не знаете?

Я посмотрела на Макарова. Тот быстро опустил взгляд, словно испугавшись, что я застану его врасплох.

— Мастера не знаю, — наконец ответил он неохотно. — Впрочем, вы правы. Это, конечно, не Аргунов.

— Зачем же такая примитивная проверка? — упрекнула я.

Макаров ухмыльнулся. Его лицо снова прибрело неприятное ехидное выражение.

— Знаете, разные бывают специалисты! — весело и нагло ответил он. — Есть такие, которые фамилию Аргунова никогда не слышали. Мало ли дамочек сейчас изображают деловых женщин!

— Спасибо, — сказала я.

Макаров махнул рукой:

— К вам не относится. Ну, хорошо, пусть не Аргунов. А кто, как вы думаете?

— Может быть, школа Брюллова.

— Почему не сам Брюллов? — быстро спросил Макаров.

— Потому, что это было бы слишком жирно… коллега, — не удержалась я.

Макаров раскатисто захохотал. Мне понравился его смех. Наверное, потому, что он был искренним.

— Хорошая работа, — повторила я. — Честное слово, хорошая. Если хотите, могу поискать покупателя. У меня есть знакомые, собирающие только неизвестных художников.

— Из принципа? — поинтересовался Макаров.

Я пожала плечами:

— Кто-то из принципа, кто-то в надежде на удачу. Стоит неизвестный художник, как правило, втрое дешевле, и есть маленькая надежда на выигрыш. Неизвестный художник — это как лотерейный билет. Не знаешь, что он принесет. Может, ничего, а может — джек-пот. Вдруг отыщутся упоминания о неизвестном портрете Брюллова? А если отыщется еще и описание портрета, и если оно совпадет с этим… Так что вы скажете? Поискать покупателя? У меня есть варианты.

— Зачем же искать? — спросил Макаров. И невинно добавил: — Предложите ее Ерохину! Вы ведь приехали по его приглашению? Прибыль пополам!

* * *

От возмущения я утратила дар речи. Макаров неприятно засмеялся.

— Шучу я, шучу. Не сверлите меня взглядом, я не консервная банка. — И тут же предложил: — Чай, кофе, что-нибудь покрепче?