Книга И не надо слез! - Тина Ларсен

– Ты что, тоже настроена против нее? – в ярости воскликнула Августа. – Вы все дураки. Слепые бессовестные дураки.

Когда черные тучи сгустились над ее подругой, Августа прокляла сплетни, которыми раньше наслаждалась с таким упоением. Она исполнила свое обещание и заперла рот на замок. Анонимный террор перестал быть для нее забавной шуткой. Из глуповатой игры взрослых людей он превратился в большую беду, задевшую жизненно важный нерв общины и угрожающую порядочной женщине разрушить ее репутацию.

Ада Феррер – достойная женщина – без всякого основания подверглась поруганию и беспрецедентной травле. Только самые верные друзья сплотились вокруг нее. Это были отставной офицер Чарльз Дэрринжер, готовый защищать Аду с оружием в руках, доктор Лоуренс, цинично размышлявший о хрупком внешнем лоске цивилизации, и преподобный Хопкинс, апеллирующий в своих проповедях к христианскому терпению и справедливости. И, конечно, Августа Квэндиш, которая каждый день на виду у всего поселка отправлялась в гости к Аде в своем инвалидном кресле.

Сьюзен часто сопровождала мать. Она не принадлежала к числу тех, кто бьет лежачего. Кроме того, мать Хелен была истинной леди, на которую молодая женщина всегда смотрела снизу вверх.

Ада Феррер была женщиной благородной. Она и сейчас держалась спокойно и достойно, высоко неся голову и демонстрируя прекрасное воспитание, которого так не хватало большинству ее земляков. Почти все они оказались лицемерами и трусами, пустословившими за глаза как сороки, но не имевшими мужества прямо сказать, что думают. А Ада была слишком горда, чтобы защищаться от этой закулисной травли.

Тем временем психологический террор вступил в новую стадию: анонимный садист перешел к телефонным угрозам.

Первый телефонный звонок раздался среди бела дня. Звонили из открытого уличного телефона-автомата.

А между тем миссис Феррер ходила только на кладбище, и при этом всегда в сопровождении либо Сьюзен, либо майора Чарльза Дэрринжера. У нее не было никакой возможности позвонить с улицы. Значит, звонил кто-то другой?

Первой жертвой телефонного хулигана стала Августа Квэндиш, закадычная подруга Ады.

– Твое время пришло, Августа Квэндиш, – шипел в трубке измененный голос. – Слышишь тиканье? Это часы твоей жизни, они уже истекли!

В трубке что-то щелкнуло, и разговор прервался.

– Господи, мама, что с тобой? Ты выглядишь так, словно увидела привидение.

Парализованная женщина облизнула пересохшие губы.

– Кто-нибудь придет на мою могилу?

Ей стоило больших усилий рассказать о звонке. У Сьюзен невольно вырвалось:

– Это сатана!

– Не говори Анжеле об этом, – попросила Августа. – Бедная девочка испугается. А, кстати, где она?

– В балетной школе.

Разумеется, Анжела узнала об этих телефонных звонках. За первым звонком последовал второй, а затем третий и четвертый. Салли Бартон, служанке Карлсонов, тоже позвонили с угрозой убийства, и она не удержалась и рассказала об этом Анжеле. Девочка стала еще более замкнутой, но снова ночевать у Квэндишей отказалась наотрез.

– Нет, Сьюзен! В своей постели мне лучше и уютнее. А, кроме того, эта дуреха Салли боится оставаться ночью одна в доме. Она вообще хотела уволиться, но папа увеличил ей зарплату.

От миссис Феррер телефонный террорист потребовал подготовить себе могилу. Преподобный Хопкинс случайно стал свидетелем этого разговора, и уже никто не мог усомниться в том, что Ада невиновна. Вопрос состоял только в том, как теперь смотреть ей в глаза?

Поселок пребывал в состоянии глубочайшего шока. Полиция, как и прежде, бездействовала.

– Вы умрете, Эрвин Пайпер, – хрипел глухой голос в телефонной трубке. – Вы поняли? Вы умрете! Вы очень скоро умрете!

Связь прервалась. Мистер Пайпер остался стоять с трубкой в руке, тупо уставившись на телефонный аппарат. Старик схватился за сердце, готовое выскочить из его груди.

– Это был мужской или женский голос? – допрашивал старика сержант Баттеркап.

– Трудно сказать, это был сиплый шепот.

– Как и в прошлые разы, – констатировал полицейский.

– Что с нами происходит? – удивленно проговорил мистер Пайпер. – У меня такое чувство, что мы все стали другими, Дик.

Сержант грустно кивнул:

– Вы правы, Эрвин. Все уже не так, как прежде. Мы зашли настолько далеко, что пригвоздили невиновного человека к позорному столбу! Что случилось с нашим благословенным мирком?

– Он стал плацдармом для дьявольских игр, Дик. Этот негодяй манипулирует нами, дергает за веревочки, как марионеток, а мы пляшем под его дудку. Но самое страшное еще впереди – я чувствую это всем своим старым нутром.

Пророческие слова!

Неизвестный садист уже придумал новую пытку для своих беспомощных жертв! Разве это не особо изощренное удовольствие – истязать других?

– Заберу-ка я вас всех к себе в Нью-Йорк, – заявил Норман Карлсон, сидя воскресным вечером в гостиной Сьюзен. – Тебя, Анжелу, твою мать и, разумеется, Аду.

– Мы не можем уехать из Нью-Эдема, – решительно ответила молодая женщина. – Здесь идет настоящая война, в которой мы должны победить. Отступление смерти подобно.

– О чем ты? Ваша безопасность превыше всего!

– Пойми, наш долг защитить нашу общую землю и всех тех, кто живет на ней.

– Ты говоришь, как… скаут! – мужчина расхохотался. – Слишком уж ты правильная, моя дорогая!

Он помолчал и добавил:

– Можно я задам тебе нескромный вопрос?

– Валяй!

– Ты и не замужем, и не влюблена. Почему так? Уверен, ты нравишься многим мужчинам.

Сьюзен ждала любого вопроса, но только не этого:

– Черт возьми, ты хочешь дать мне понять, что я медленно, но верно превращаюсь в классическую старую деву?

Норман засмеялся:

– Ну, до этого еще далеко. А если серьезно? Есть ли счастливчик, пробудивший в твоем сердце нежные чувства?

– Нет, – уверенно соврала Сьюзен. – Я кремень.

– Неужели? Какое расточительство! Твоя молодость и красота пропадают зря. А ведь ты выглядела бы сногсшибательно в подвенечном платье!

– Спасибо за лесть, но стенания напрасны: достойных женихов нет!

– Ты дала обет безбрачия? – спросил он полушутя-полусерьезно.

– Нет. И все – конец дебатам. Мне не хочется это обсуждать.

– Твое желание для меня закон, нежная моя роза с колючими шипами, – сказал мужчина, и на его красивом лице появилось довольное выражение.

Сьюзен заметила это и покраснела до корней волос:

– Как ты меня назвал?

– Нежная моя роза с колючими шипами. Если это слишком приторно, могу сказать – мой чертополох!