Книга Один в океане. История побега - Слава Курилов

И во мне стал рождаться страх. Волны страха двигались от рук и ног, подступали к сердцу и сознанию. Страх начал душить меня, дыхание стало учащенным, и я почувствовал, что задыхаюсь. Гребни волн по-прежнему часто опрокидывались на меня, заливая трубку, и я понял, что в таком состоянии мне не продержаться на воде и получаса.

Я верю, что от страха можно умереть. Я читал о моряках, которые погибали безо всяких причин в первые дни после кораблекрушения. Происходит какое-то самовозбуждение – одна волна страха вызывает другую, большую. Я почувствовал, как судороги стали сжимать горло, мне хотелось кричать. Еще несколько мгновений – и я задохнусь.

В этот момент у меня мелькнула мысль, что мое положение еще совсем не безнадежно, и я просто убиваю себя сам. Я собрал всю свою волю и «взглянул в лицо страху». Этому приему я научился давно, еще когда ходил по ночам на кладбище, чтобы воспитать в себе храбрость. Мне было тогда лет семь-восемь, и я думал, что только так можно выработать в себе бесстрашие. Это очень простой прием, когда его вполне освоишь. Если «отведешь глаза» на мгновение, страх снова набрасывается с прежней силой. Нужно удерживать концентрацию некоторое время и целиком погасить его волны.

Страх постепенно проходил. Я почувствовал, что снова могу дышать равномерно и глубоко.

В моем положении ничего больше не оставалось, как дожидаться утра, просто держась на поверхности. Я понял, что не смогу найти дорогу без звезд.

Там, на корабле, обдумывая свой побег, я был так занят первым этапом, что совсем упустил из виду второй – добраться живым до берега. Если бы у меня был компас! Я представлял себе тропики совсем иначе – неподвижно повисшие паруса… палит солнце… теплые, влажные ночи с яркими, как изумруды, звездами… полная луна среди редких облаков…

Прошло несколько томительных часов. Я старался просто держаться на поверхности, экономя силы. Незаметно подкралась еще одна большая черная туча и вылила на меня потоки пресной воды. Мне удалось сделать два-три глотка, отодвинув трубку и задержав дыхание. Пить не хотелось, но кто знает, сколько еще времени мне придется пробыть без воды.

Ветер стал как будто стихать. На меня реже опрокидывались гребни волн. Облака поредели и среди них показались одинокие звезды. Вдруг в просвете облаков я заметил очень яркую звезду. Это могла быть только планета Юпитер. Я сразу же постарался запомнить расположение облаков на случай, если планета скроется из вида, и уверенно двинулся на запад. Юпитер исчез так же неожиданно, как и появился, но теперь я был обеспечен верным направлением по крайней мере еще на пару часов. Немного позже, когда облака раздвинулись шире, я увидел пояс Ориона на юго-востоке. Я уже мог плыть по прямой линии, почти не сбиваясь с курса. Иногда я просто переворачивался на спину, чтобы лучше видеть облака, и продолжал двигаться на запад не останавливаясь час или два, пока темная туча не закрыла от меня большую часть неба.

Далеко на западе неожиданно показался какой-то огонь, потом он раздвоился, оба огня стали ближе и ярче. Никакого неподвижного ориентира, по которому я мог бы проверить положение этих огней, у меня не было, и каждый раз, когда меня выносило на вершину девятого вала, я находил их в разных местах горизонта. Очень не хотелось держать курс по непонятным огням, это могло быть движущееся судно, и мне пришлось бы плыть за ним неизвестно куда, но ничего другого не оставалось. Я решил, что больше часа не следует двигаться в этом направлении. Волны по-прежнему были огромными, и большую часть времени я проводил в долине, среди «дюн». Вскоре и эти странные огни пропали. Мне снова пришлось остановиться и ждать.

Во время движения я не чувствовал холода, но когда просто держался на поверхности воды, было чуть-чуть прохладно.

Мы жили тогда в Семипалатинске, мне было лет семь-восемь. Плавать я еще не умел, и всякий раз, когда мать отпускала меня купаться с ребятами, она брала с меня честное слово даже близко не подходить к воде. Я сидел на берегу и с тоской смотрел, как плавают, ныряют и плещутся в воде мои сверстники. Надо мной смеялись, дразнили маменькиным сынком, но я ни разу не нарушил обещания.

Родители отправили меня в пионерский лагерь на все лето, и на этот раз мать забыла взять с меня честное слово. Это был мой единственный шанс научиться плавать, и, конечно, я не мог его упустить. В километре от лагеря находилось глубокое озеро, заросшее кувшинками. У озера была дурная слава, в нем никто не купался – говорили, что там живет водяной. Каждую ночь, когда в лагере засыпали, я убегал на это озеро и учился плавать. Это было нелегко, вообще-то я был ужасный трус.

Через два года после этого, однажды летом, я объявил всем ребятам на нашей улице, что собираюсь переплыть Иртыш. Это глубокая судоходная река с множеством водоворотов и стремительным течением. Ширина ее у Семипалатинска более полукилометра. Жители города обычно купались в ее нешироких, безопасных протоках с отлогими песчаными берегами. Переплыть Иртыш никто из моих знакомых мальчишек или взрослых не пытался.

Солнечным утром я незаметно от родителей вышел из дома в сопровождении двух друзей – пора было исполнять задуманное. Когда я дошел до нужного места и измерил взглядом все расстояние, которое мне предстояло переплыть, то почувствовал страх: берег был едва виден вдали. Отступать было поздно, я вошел в воду и поплыл. Я был почти на середине реки, когда заметил большой пароход, идущий мне навстречу. Сначала я решил его пропустить, но скоро понял, что тогда течение снесет меня в запретную зону ядерного полигона, который тогда строился на другом берегу. Я порядком устал и все же поплыл вперед, хотя наши курсы с пароходом стали пересекаться.

Меня обругали пышной бранью – я оказался у самого носа парохода и чуть не попал под его вращающиеся колеса (винтов тогда у речных судов не было). Прошел еще час или больше, и я наконец выбрался на противоположный берег у самых проволочных заграждений запретной зоны. Чувство гордости скоро сменило другое – чувство вины перед матерью. Солнце склонялось к горизонту, а мне предстояло проделать весь обратный путь. Я не мог позвонить домой – телефонов в городе не было, и не мог сесть на поезд, чтобы вернуться в город. У меня не было ни одежды – я спрятал ее на острове, ни денег, а контролеры в поездах, я знал, неумолимы. Обратный путь полностью измотал меня, я ничего не ел целый день и едва дотащился до своей улицы. Я надеялся незаметно перелезть через забор и прошмыгнуть в постель. Когда я подходил к дому, была уже полночь. Издалека была видна большая толпа: это соседи и знакомые со всей улицы пришли утешать мою мать. Я чувствовал себя, как перед казнью. Мать не проронила ни звука, только бросила на меня испепеляющий взгляд. Обо мне позаботились соседи – накормили и уложили спать. С тех пор никто на улице не называл меня маменькиным сынком.

Прошло еще несколько часов, вероятно, было сильно за полночь. Наконец облака поредели. Кое-где стали видны сначала одинокие звезды, потом их группы, но они не составлялись в знакомые сочетания, а я все же не так хорошо знал карту звездного неба, чтобы определить созвездие по его отдельным частям. К моей радости, одно – Близнецов – мне все-таки удалось узнать, а немного позже появились еще пояс Ориона и яркая звезда на его линии – Сириус. Они, как дружеские знаки, направили мой путь в нужную сторону, и я мог плыть прямо на запад. Потом небо стало светлеть. Наступающий рассвет погасил все мои звезды, и я острее почувствовал одиночество. Я поплыл медленнее, ориентируясь только по расположению облаков.