Книга Встречный марш - Александр Харников

И наконец, сегодня нам объявили, что «карета подана», и что нам предстоит пересесть на ожидающий нас надводный корабль, носящий название «Североморск». С такими названиями несложно и язык сломать… Я спросил тогда, не означает ли «Северо» что-нибудь типа ship, на что ответом были дружные улыбки наших хозяев, после чего мне объяснили, что это всего лишь названия городов, а «север» по-русски означает North.

Вот субмарина, к гостеприимству которой мы привыкли, всплыла (так как в ней нет иллюминаторов, здесь мы поверили нашим хозяевам на слово), открылись люки, и мы поднялись по лесенке к ожидавшей нас шлюпке. А в небольшом отдалении стоял самый большой корабль, какой мне довелось когда-либо видеть. Длиной не менее пятисот футов, без единого паруса, с железными мачтами, на которых было установлено множество непонятных приборов… Еще меня поразил тот факт, что на бортах корабля не было пушек; как сын морского офицера я привык к ряду орудий на каждом борту. Да и на «Дайане», которой мне довелось командовать в тех памятных боях, немногочисленные пушки тоже были расположены по бортам, а носовую пукалку можно было всерьез и не принимать.

Шлюпка, в отличие от тех, к которым я уже привык на субмарине, была железной, и она домчала нас до «Североморска» за какие-то пару минут. Другие шлюпки в это время подходили к «Северодвинску» и что-то туда загружали. Скорее всего, это было продовольствие. Ведь как я успел узнать, подводный корабль при всей своей мощи не нуждался в бункеровках углем и пресной водой и зависел только от наличия свежих продуктов.

На борту «Североморска» нас тоже приветствовали как самых желанных гостей. Командир корабля кэптен Перов лично встретил нас у трапа и предложил отвести в наши каюты. Но мы попросили разрешить нам попрощаться с «Северодвинском».

И вот тот начал погружаться в морскую пучину. Мы махали ему вслед, хотя, как с улыбкой пояснил нам мистер Перов, после того как там задраили люки, они нас уже не видят.

После этого мы заселились в каюты, хоть и не роскошные, но намного более уютные, чем на субмарине. Как сказал наш любезный хозяин, «Североморск» как раз передавал дежурство в этих водах другому кораблю, носящему имя древнего русского правителя «Ярослав Мудрый», после чего и направлялся прямо туда, куда нам и было нужно — в Константинополь. Прошло совсем немного времени, и наша «карета» двинулась на восток, в направлении бывшей столицы Османской империи.

29 (17) июля 1877 года.

Константинополь. Комендатура

Член-корреспондент Императорской Академии наук и профессор общей химии

Дмитрий Иванович Менделеев

Дмитрий Иванович попал в Югороссию, как Чацкий, прямо с корабля на бал. В 1876 году он был направлен Министерством финансов Российской империи и Русским техническим обществом в командировку в САСШ. Дело в том, что наплыв дешевых американских нефтепродуктов на мировой рынок в середине 1870-х годов привел к падению цен на нефть и продукты из нее и к сокращению числа нефтеперегонных заводов в Баку со ста до двадцати, а потом и до четырех. Это нанесло огромный ущерб нефтепромышленникам России. Их беспокойство передалось правительству. Для выяснения причин падения цен на нефть и получения сведений о положении нефтяного дела было решено послать за океан экспертную комиссию. Самым подходящим поводом стала организованная в Филадельфии Всемирная выставка, приуроченная к 100-летию независимости США.

Дмитрий Иванович вспомнил, как неприятно поразил его внешний вид и благоустройство городов САСШ. Улицы Нью-Йорка были узкими, вымощены булыжником и убраны чрезвычайно плохо, хуже, чем окраины Петербурга или Москвы. Дома кирпичные, некрашеные, неуклюжие и грязные; по самим улицам грязь. Магазины и лавки напоминают уездные города России.

Словом, первое впечатление при въезде было не в пользу города с миллионным населением. Поначалу он подумал, что это окраины. Впоследствии, однако, оказалось, что и весь Нью-Йорк, прославившийся своей роскошью, не щеголяет внешней опрятностью.

Менделеева удивил тот факт, что ему не удалось обнаружить даже интереса к проведению глубоких научных исследований. С явным недоумением он писал в дневнике: «Научная сторона вопроса о нефти, можно сказать, в последние лет десять почти не двинулась. Есть работы, но от них дело не уясняется, да и работ-то мало. Будь в какой другой стране такая оригинальная и богатая промышленность, какова нефтяная, над научной ее стороной работало бы множество людей. В Америке же заботятся добыть нефть по возможности в больших массах, не беспокоясь о прошлом и будущем, о том, как лучше и рациональнее взяться за дело; судят об интересе минуты и на основании первичных выводов из указанного. Такой порядок дела грозит всегда неожиданностями и может много стоить стране».

В нефтяных районах Питтсбурга Менделеев тщательно изучал технические и экономические аспекты постановки нефтяного дела в США и снова с сожалением отмечал отсутствие научных исследований в этой области. Но любое практическое новшество, будь то оригинальное устройство какого-либо механического агрегата или решение технологического процесса, получало высокую оценку русского ученого и тут же бралось им на заметку с намерением применить на Бакинских промыслах.

Из САСШ Менделеев вернулся убежденным в том, что Россия вполне может соревноваться в развитии нефтяного дела с американцами, хотя накануне его поездки там добывали нефти в четырнадцать раз больше, чем в России. Но разочаровала великого химика неистребимая косность российской бюрократии. Когда в высших сферах Петербурга он высказал мнение о том, что Россия должна обогнать САСШ по нефтедобыче, министр финансов Российской империи Михаил Христофорович Рейтерн воскликнул:

— Да что вы, батенька! Да где же это нам тягаться с американцами-то! Мечтания это все, профессорские мечтания!

И вот тут он совершенно неожиданно получил довольное странное приглашение посетить Константинополь. Подписано оно было новым канцлером империи графом Николаем Павловичем Игнатьевым. В приложенной к приглашению записке некий господин Тамбовцев написал с ужасными орфографическими ошибками пожелание побыстрее встретиться «с гениальным русским химиком» и «первооткрывателем Периодического закона химических элементов». Этот самый господин обещал продемонстрировать Дмитрию Ивановичу нечто, что должно его заинтересовать.

Менделеев решил съездить в Константинополь, несмотря на то что он едва успел отдохнуть после только что завершившейся заокеанской командировки. Тем более что ему давно хотелось посмотреть этот древний город и на то, что сейчас происходит на Босфоре. Слухи о таинственной Югороссии и тамошних константинопольских чудесах успели добраться и до Нового Света.

Несколько дней путешествия сначала по железной дороге, потом по морю — и вот, с запиской господина Тамбовцева, который оказался кем-то вроде канцлера Югороссии, Дмитрий Иванович оказался в приемной коменданта Константинополя.

Здешние чиновники, не в пример российским, дело свое знали хорошо. Едва увидев почерк и подпись автора записки, они немедленно засуетились, очень быстро выправили Дмитрию Ивановичу все необходимые документы и дали провожатого, который и отвел его в бывший султанский дворец, занимаемый новой властью.