Книга В розовом - Гас Ван Сент

— Как обычно?

— И кусок бекона. — Харрис барабанит по стойке двумя пальцами каждой крошечной руки. По-моему, он пытается отстучать ритм песенки «Пролет», серф-поп 1962 года. Когда-то я умел ее настукивать.

Вот такие развлечения ждут вас за завтраком в гриль-баре. Обычный день в обычной забегаловке «Зевака», что в городе Саскватч, штат Орегон.

Хоть тут и не райские кущи, нам в общем-то нравится.

Здороваюсь с Харрисом, и мы начинаем разговор о своих творческих планах. Разговор узкоспециальный, не интересный никому, кроме нас. Да и нам в общем-то тоже. Наши сотовые лежат на стойке, касаясь друг друга. Сообщаю Харрису, что у меня было два озарения. Значит, надо про них рассказать.

— Первое было от веселящего газа, который мне дал зубной, когда удаляли зуб, — говорю я. — Озарение об Одинаковости.

Когда газ начал действовать, меня медленно обступили сестры и врач. Они были разной национальности, разного происхождения, разного пола и, наверное, разных сексуальных предпочтений, потому что у каждого они свои. И мне пришло в голову, что все мы — одна и та же личность, но в разных временных континуумах. Одно и то же существо. И эта одинаковость относится не только к людям, но и к растениям, собакам, птицам и всему остальному. Все они — одно и то же. Одна личность, которая одновременно существует в разных местах и на разных уровнях.

«Одно и то же» — это как мышцы, которые есть у разных существ, но состоят из одних и тех же волокон. Или клетки: они созданы природой так, что выглядят и ведут себя практически одинаково. Или, если взять другой уровень, молекулы: внешне одинаковые, но с разным числом нейтронов, протонов и электронов.

У нас есть сознание. И у птиц есть сознание. Под действием газа мне казалось, что наши сознания похожи. Ведь сознание — это инструмент, как мышца. И сознание, и мышление, и интеллект — все это не больше чем инструменты. Неужели мы пришли на эту землю, чтобы думать?

Мне кажется, наша цель в том, чтобы выжить. Ум — это инструмент выживания, с помощью которого люди и животные разрабатывают стратегию, убегают от тех, кто за ними гонится, и гоняются за теми, кого им нужно поймать. Все это делается для того, чтобы выжить. Так что ум — обычный инструмент выживания. Как руки или ноги.

Харрис молча слушает, жуя толстый кусок бекона. Он относится к подобным мыслям серьезно, чего я не могу с полной уверенностью сказать о себе: все эти мысли придумал мой ум, а я ему не доверяю.

— Но проблема в том, — продолжаю я, — между прочим, это связано с твоей сегодняшней идеей… Так вот, проблема в том, что наш ум позволил нам перехитрить крыс и ослов и овладеть всей землей. Оптимисты думают, что это нас куда-то приведет (например, мы станем равными богам), но на самом деле у нас просто массивный мозг. Люди могут обмануть крыс и ослов, но в конечном счете обманывают только самих себя, потому что придают уму и мышлению большую важность, чем другим чувствам, например, обонянию.

Чтобы осознать смысл обоняния, нужен особый язык. И раз люди почти не наслаждаются запахами, они часто их недооценивают. А может, Бог — это запах…

Да, похоже, у меня тогда совсем съехала крыша. Но все же…

Харрис внимательно слушает. Хотя он не обязан это делать. Вот так мы и делимся друг с другом своими озарениями, без всяких обязательств. А потом встречаемся снова.

Я рассказываю Харрису о втором озарении, которое пришло ко мне во время следующего визита к зубному. Это озарение касается культуры: я вдруг осознал, что человеческая культура-это процесс, которому просто позволяют развиваться, пока не возникает то, что его останавливает (конкистадоры, татаро-монголы, берсеркеры, инквизиторы, СПИД). Опять тема выживания.

Даже самые развитые культуры в конце концов сталкиваются с врагом, и их развитие прекращается. Враждебная сила буквально стирает культуру с лица земли, и мы, потомки, уже почти ничего о ней не знаем. Как только возникнет новая преграда (киборги? вирусы?) — с нами покончат навсегда. И никто никогда не узнает, что с нами произошло. Потому что на самом деле происходит только то, что ты видишь, обоняешь, слышишь, пробуешь на вкус, осязаешь или пьешь. То, что по-настоящему происходит, невозможно пережить на опыте. Практически невозможно. Занесло меня, однако.

Харрис отхлебывает апельсинового сока. Поразмышляв над моими словами, он как бы в ответ рассказывает о недавно увиденном фильме.

— Он о слете супергероев, на который супергероям трудно попасть, и они выстаивают огромные очереди. А сам слет проходит в огромном сарае размером со стадион.

У него мечтательный вид!

— Они спят в огромных бараках, прямо тысячами, и всех их зовут Немо, — добавляет Харрис.

Я застываю с открытым ртом: фильм принес к нему в студию какой-то студент по имени Джек. (?)

Где-то в это же время я услышал, что в городе появились два евангелиста и проповедуют «вознесение». Называют их просто Двое.

Некоторые слушают их и, надеясь на «вознесение», продают дома и имущество. Правда, моих знакомых среди таких нет. А что такое «вознесение»? То самое Вознесение, что и в Библии? И как оно может случиться со всеми одновременно?

Если это все-таки правда, я бы не хотел остаться за бортом. Лучше «вознестись» вместе со всеми — если Двое действительно не шутят.

Из другого, очень надежного источника я узнал, что никакие они не евангелисты, а просто ребята из Лос-Анджелеса. Наверное, кто-то перепутал «анджелес» с «евангелием». Что ж, значит, можно и не торопиться. С другой стороны, лосанджелесцы мне всегда нравились, хотя многие жители Саскватча их недолюбливают и считают узурпаторами. Они бегут к нам от своих землетрясений. Они заполонили весь город. Они стучатся в твою дверь. Они сидят у меня на деревьях[30](ха-ха).

Может, Двое устроили что-то вроде лохотрона. Надо бы с ними познакомиться.

Глава 6

Блейк скорее всего не выдержал собственной популярности. Ему надоело пристальное внимание прессы, которое после каждого рекламного хода «Кенгуру Бульдозер Рекордс»[31]усиливалось еще больше.

Как мы теперь знаем, именно музыкальный бизнес и свел его в могилу. Но Блейку казалось, что у него не хватает времени на самого себя. Раньше он очень легко распределял свое время: сначала музыка, потом личные дела. Но личные дела стали семейными, когда он решил жениться и родились тройняшки.