Книга Карамельные сны - Марина Серова

— Стой! Куда?!

— А что?

— Я твой телохранитель. Сиди на месте! Сама схожу. Мало ли что — если убийца и в самом деле охотится за тобой, значит, может подстерегать за каждым углом!

Марина снова похлопала глазами.

— А как же я останусь здесь… без тебя? Вдруг он сейчас смотрит на нас в прицел своей винтовки и только и ждет, чтобы я осталась одна? — спросила она резонно.

— Не беспокойся, все предусмотрено. Жаль, окна в «Фольксвагене» незатемненные. Так. Быстро перелазь на заднее сиденье и ложись на пол. Я тебя накидкой прикрою. Мою машину в вашем дворе никто не знает. Если ты не будешь маячить в окне, никто даже не догадается, что я постоянно вожу тебя с собой. Как запасное колесо.

Несмотря на нервное напряжение, Марина все-таки улыбнулась моим словам вымученной улыбкой. Ей понадобилось немного времени, чтобы выполнить мои указания и залечь на полу между сиденьями. «Девушка-то тренированная, — подумала я, накрывая клиентку сдернутым с кресел чехлом. — А впрочем, чему тут удивляться, ведь смогла же она холодной ночью перебраться через два балконных ограждения и пожарную лестницу!»

Сделав круг вокруг окрестных домов, мы снова притормозили возле дома Гонопольских. Я оглянулась; ни милиция, ни представители прокуратуры пока не подъехали — если, конечно, консьержка их вызвала.

Дорога была каждая секунда. Я миновала воззрившуюся на меня с немым удивлением Клавдию Васильевну, запрыгнула в лифт и поднялась в квартиру.

Там все было по-прежнему — разруха и хрупающие под ногами черепочки разбитой коллекционной посуды. Не заглядывая в кухню, где лежало тело убитой домработницы, я быстро прошла в гостиную и занялась обследованием штор. Пришитый Мариной карман и в самом деле было не так-то просто найти — девушка неплохо владела рукоделием. Недолго думая, я просто с силой потянула на себя оба полотна — искать стремянку, чтобы добраться до потолка, было некогда, а на общий беспорядок в квартире сорванные шторы вряд ли как-то повлияют.

В гардине лопнула какая-то струна, и тяжелые занавеси, по-человечески вздохнув, рухнули у моих ног. Легкое облачко пыли метнулось кверху, я чихнула и опустилась на колени. Теперь в комнате стало гораздо светлее, да и поиск был существенно облегчен — вот он, карман! Нащупав Маринино хранилище, я вынула из него папку в кожаном переплете, потом вторую — прозрачную, где лежали загранпаспорт, страховое свидетельство и несколько банковских карточек. Последней на свет появилась аккуратно перетянутая резинкой пачка долларов.

Все это я как могла рассовала по карманам и частично сунула за пазуху; консьержке незачем знать, что я покидаю квартиру Гонопольских не с пустыми руками.

Все, можно идти назад.

Стараясь ступать как можно тише, я вышла обратно на лестничную площадку и весьма благополучно, не встретив ни единой живой души, добралась до первого этажа.

И тут меня окликнули.

— Евгения… как вас? Максимовна, да? Евгения Максимовна! — звала консьержка.

Чертыхнувшись, я снова подошла к ее окошечку:

— Вы милицию вызвали?

— Да, жду их вот. Я что сказать-то хотела!

— Ну?

— Вы с Мариной Георгиевной так меня напугали, что я не сразу сообразила… Ох, голова кругом! Этот, который в черной куртке-то приходил, он же в почтовый ящик какую-то записку бросил! Перед самым уходом. У нас почтовые ящики вот в том конце коридора висят. Я еще подумала — зачем это он? Ведь раз от самой Гонопольской посланец, так мог бы эту записку прямо ей в руки и передать. А он — в ящик.

Несколько секунд я внимательно смотрела на Клавдию, пытаясь определить — такая ли она дура, какой кажется на самом деле, или женщина пытается вести со мной какую-то свою, непонятную игру. Работать консьержкой в элитном доме и впускать во вверенные ей квартиры жильцов всяких подозрительных незнакомцев по первому же звонку! Одного этого хватило бы на то, чтобы выписать консьержке волчий билет во веки вечные и разместить везде, где только можно, ее портрет с надписью: «По ней плачет музей круглых идиоток».

— Клавдия Васильевна, я прошу вас сосредоточиться, — сказала я ласково. — Вы ничего не путаете? Совсем ничего? Человек в черной куртке в самом деле являлся сюда и действительно бросил в почтовый ящик Гонопольских какую-то записку? Или, может быть, это был принц на белом коне и подложил он не записку в ящик, а букет алых роз на ваш рабочий столик?

Моего сарказма консьержка явно не поняла. Она задумчиво нахмурила брови, кинула недоверчивый взгляд на свой столик, будто надеясь и в самом деле обнаружить там упомянутые розы, еще немного подумала и сказала на этот раз очень твердо:

— Нет. Был черный человек. И записку в ящик опустил. Я сама видела.

— Ну хорошо.

— Что хорошо?

— Хорошо, что вспомнили. Хорошо, что у вас не склероз — а то бы было неизлечимо.

— Да, — кивнула консьержка серьезно. — Склероз не лечится, по своей сестре знаю. Но знаете что? Говорят, о нем можно забыть!

Вот-вот могла нагрянуть милиция. Счет шел уже на доли секунды. Я пересекла холл и, чтобы не тратить время на возню с замком, рывком вышибла жестяную дверцу почтового ящика. На пол посыпались рекламные проспекты, парочка газет, тяжело шлепнулся глянцевый журнал в целлофановой обложке — но все это меня не интересовало. Я подняла с пола только один, сложенный вчетверо тетрадный лист. Развернула и прочла:

…

«Северный вокзал, камера хранения, ячейка № 312, код 3842ЛД08».

Интересно… Чем-то напоминает американские боевики постперестроечных времен — после получения таких вот записок непобедимые герои обнаруживали в камерах хранения добротные чемоданчики, битком набитые новенькими хрустящими долларами. В России дело обстояло хуже: наши горе-адресаты нередко вынимали из камеры чемоданчик с бомбой, и это было последнее, что они видели в своей жизни.

Что же хотели подсунуть вдове убитого банкира Гонопольского?

А впрочем, разберемся.

Выскочив в залитый осенним солнцем двор, я сразу же с удовлетворением отметила про себя, что клиентка четко выполняет данные ей инструкции: лежит на полу «Фольксвагена» и не шевелится. В окна машины ее совсем не было видно.

От автомобиля меня отделяло всего несколько шагов, и я успела сделать два из них, как вдруг тренированный глаз уловил там, высоко, на техническом этаже противоположного дома, вспыхнувший на солнце и через долю секунды исчезнувший блик.

Годы службы на Кавказе, где от того, успеешь ли ты вовремя заметить такой блик или нет, часто зависит твоя жизнь, приучили меня реагировать мгновенно: бросившись на землю и несколько раз перевернувшись со спины на живот, я оказалась прикрыта капотом машины — здесь снайпер меня вряд ли достанет! И все же по асфальту в сантиметре от меня прочиркало несколько пуль, отколовших от покрытия внушительные кусочки. Черт!