Книга Файф-о-клок - Иржи Грошек

Я, в свою очередь, подкреплял все догадки находчивых журналистов, раздавая литературные интервью по Интернету и телефону, без риска показать свое подлинное обличье. Говорил и писал только правду, какую хотели услышать знатоки. И в зависимости от настроения представлялся как пресс-атташе или пресс-папье неуловимого сочинителя… Вася Пупкин! Если вам необходима такая конкретика…

– Алло! Может быть, встретимся?!

Телефонный звонок застал меня на пороге квартиры, когда я собрался выйти – в Санкт-Петербург все-таки… И передумал.

Это была давешняя репортерша, которую я неудачно обозвал идиоткой…

– А разве есть необходимость? – отозвался я на предложение встретиться.

– Я бы могла показать интервью наше…

– Моё! – снова уточнил я.

– Ё-ё! – снова согласилась со мной журналистка, поскольку в данном случае я выступал как лучший друг писателя N. N.

Однако сойтись с представителями разноцветной прессы я категорически отказался, потому что на обложке «Фриштыка» была напечатана моя фотография. Подлинная и сдуру! Правда, за отчетный период я слегка видоизменился, заматерел и зарос, но все-таки легко идентифицировался. Особенно настырными дамочками…

– Сам дурак! – сообщила мне журналистка и бросила трубку…

Я искренне не понимаю, для чего читателям нужен автор – во плоти и с авторучкой. За каким, извините, дьяволом изучать его внутренний мир без презерватива. То есть интересоваться личной жизнью писателя, что не имеет никакого отношения к тексту романа. Знать, в какое время автор просыпается и пользуется душевой кабиной. «Сейчас он скажет что-нибудь историческое! Вот-вот – скажет!» Ведь автор вам не Шаляпин, чтобы его послушать. «Э-э-й! Дуби-и-и-нуш-ка – ухнем!» О чем писатель картавит – одному богу известно и без опытного логопеда не разберешь!

Конечно, некие представители этой профессии пучатся на телевидении – раздуваются, набухают и пузырятся… Когда деликатнее сидеть дома и портить воздух в собственных коммунальных условиях… Вот недавно известного тряпочного урода годиков сорока пяти, по фамилии то ли Пербер, то ли Парбар, пригласили выступить перед студентами филологического факультета. После чего коллоквиум со стриптизом показали по местному телевидению – как великовозрастный детина придуривается за всю мировую литературу. Он стаскивал с себя свитер, предлагал десяти студенткам вступить с ним в интимную связь и ни словом не обмолвился ни о поэзии, ни о прозе. Вам нужен такой, извините, автор – во плоти?! Перберо-великомученик!

Однако читатели – тоже хороши! Смотрят в телевизор, причмокивают и внимают, когда уместнее взять в руки книжку и оценить писателя с естественной стороны. «Кто не сеет и не пашет, тот по клавишам шарашит!» Иначе говоря, литератор не балерина, чтобы заглядывать ему под пачку. И должен «шарашить» по клавишам в ускоренном режиме. А как легко оценить, в процентном соотношении, сколько на территории идиотов? По рейтингам популярности отдельных авторов! Так что, читатели, читайте романы, делайте свое дело, пополняйте статистику… И прочая, прочая, прочая…

Я аккуратно закрыл за собой двери, вышел из дома на улицу Праги и был таков…

* * *

Бедный матрос из Гаэты отправился на заработки и пять лет скитался по Средиземному морю, как Одиссей. А дома у него оставались молодая симпатичная жена и нищенская обстановка. Иначе говоря, предметы, которые вместе не уживаются. Вот бородатая старуха и разбитое корыто – еще туда-сюда; а чтобы интересная женщина да надолго оскудела – уму не постижимо! Проходит месяц, второй, третий… «Да что же я – Пенелопа?!» – риторически спрашивает молодая жена и начинает подкрашивать глазки с серьезными намерениями – улучшить свое благосостояние. А еще через пару месяцев встречает заинтересованного мецената, как говорят, отчаявшись дождаться бедного моряка. То есть мысленно скормила моряка рыбам и поставила в церкви свечку на этот счет. И надо сказать, материально не прогадала, потому что благосостояние стало постепенно улучшаться и к пятому году дом превратился в полную чашу. И с морально-этической точки зрения все приличия были соблюдены. Почитай пять свечек стояло в церкви за упокой души нашего моряка…

И вот однажды утром причаливает корабль и с ним прибывает вышеобозначенный матрос. Как говорится, «к нашему берегу – то говно, то щепка!» Ничего особенного, бедолага, не заработал, однако поспешил к жене, чтобы обняться после долгих странствий, расцеловаться и прочее… Подходит, значит, матрос к дому и не узнает собственного жилища.

– Откуда, – спрашивает у жены, – такое великолепие?!

Даже расцеловаться забыл и прочее… А жена, по-прежнему соблюдая морально-этические соображения, не спешит раскрывать источник иппокрены.

– Бог помог! – смиренно отвечает женщина. Тогда матрос преклоняет колени и благодарит Бога, который не оставил его жену без внимания. После чего поднимается и проходит в дом. А там шкафы от благосостояния ломятся и по углам имущество – утрамбовано, да с таким превеликим усердием, что пальца между отдельными частями имущества не засунешь.

– Силы небесные! – поражается бедный матрос. – Откуда добра привалило?!

А жена из тех же морально-этических соображений отвечает, что Бог и здесь постарался.

– Возблагодарим Бога! – говорит матрос и снова преклоняет колени…

Вот помолились матрос и женщина в очередной раз, воскурили, можно сказать, фимиам Богу, и только встали с колен, как прибегает хорошенький мальчонка трехлетнего возраста и ласкается к матери, как будто ему на дворе не гуляется, паразиту.

– Все по милости Божьей! – тотчас же сообщает жена, мало-помалу соображая, что какие-то морально-этические варианты еще остаются, но в ограниченном количестве. И, собственно говоря, не надо быть Пифагором, дабы подсчитать – откуда появляются дети за время твоего отсутствия…

– Ну что же… – вздыхает матрос. – Делать нечего! Давай возблагодарим Бога!

И стало быть, обратно – женщина и матрос падают на колени… И, помолившись, снова поднимаются… Тут мореман открывает двери в спальную комнату и видит, что на семейной, можно сказать, кровати расположился здоровенный детина и храпит, аки архангел Гавриил – во все трубы. А жена между тем сохраняет молчание, потому что морально-этические соображения у нее закончились. И как поступает наш матрос, завидя этого сексуального разбойника в собственной спальне?! Он как подкошенный падает на колени и говорит следующее:

– Хвала Всевышнему! Теперь я лично могу поблагодарить Бога за все его милости! Спи-спи, дорогой Создатель! Отдыхай спокойно после трудов праведных!

Вот и вся история, слава богу…

IV

Двадцать третьего июля я редактировал эту рукопись – от «Папы Ромы» до половины шестого. Итого: семьдесят две тысячи знаков, не считая пробелов. «Жили-были четыре персонажа – Писатель, Читатель, Редактор и Поджо Браччолини. Каждый со своими прибамбасами. И ничего их не объединяло, кроме одного романа…» То есть абсолютно самодостаточное произведение, где главный герой – текст, по которому ползают фантастические твари, словно суматранские вараны. Это к вопросу о прототипах… Вдобавок автор периодически западал на литературу: какое, мол, это странное занятие – брать из алфавита буквы и приписывать людям собственные мысли.