Книга Мангушев и молния - Александр Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я впервые увидел своего отпрыска, когда ему было уже более трех месяцев. Пришел с моря, уехал в отпуск в Баку и – вот оно. Лежит, глаза таращит. Мое? Улыбается. Кажется, на китайца похож. У меня в роду были китайцы? Или он на японца смахивает. Смеется.
Меня тут же отрядили с ним какать. Надо было всячески при нем тужиться, чтоб возникли ассоциации, как мне объяснили.
Я положил его на клеенку перед собой и ну при нем завывать, приседать, кружиться, крякать и кряхтеть.
Сашка смотрел на меня при этом очень внимательно, а стоящая в дверях племянница Вика, что старше Сашки ровно на год, глядела на меня, распахнув от ужаса большие синие глаза, и валила при этом в штаны.
Потом мы поехали жить в Питер. Снимали квартиру. По вечерам рассказывали Сашке сказки, читали про Муху Цокотуху и «Шляпу» Носова. До бесконечности. Сашка еще не говорил, но книги эти за собой таскал. Притащится, с сопеньем сядет рядом и, молча, тебе вручит книжицу – читай!
Однажды посадили его на высокий стульчик перед телевизором смотреть по «Спокойной ночи малыши» про Царевну Несмеяну. Образцовский театр показывал эту сказку и там у них Несмеяна начинает без всякого повода плакать, причем слезы у нее бьют из глаз фонтанчиками.
Сашка спокойно сосал соску и почти безо всякого энтузиазма смотрел на экран, но вдруг она зарыдала.
Что тут случилось с Сашкой! Он тоже зарыдал. В голос. Слезы текут, а он вытаскивает изо рта соску и протягивает Несмеяне – на, только не плачь.
Это было чудесное «Спокойной ночи».
Потом он научился бегать. Особенно с горки. Забирается на любой пригорок и сбегает. Весело. Однажды сбежал так с маленькой горушки, а на пути то ли мальчик, то ли девочка – не разобрать. Сашка, слетая, заключает малыша в объятья и начинает целовать. Все поражены, особенно наша мама.
– Что это? – спрашивает она у меня.
– Видимо, генетика, – говорю ей я, – я, поначалу, тоже всех любил.
Когда Сашка научился сам ходить и говорить, он, гуляя, подходил к каждой бабушке на лавочке, останавливался перед ней и, кланяясь после каждого слова, произносил: «Здравствуйте!.. Старушка!..»
Старый Фрегат полуспал, полукачался. Так спят корабли и матросы, что без смены стоят за штурвалом.
Те матросы во сне стонут и хватают руками воздух. «Крепче! Крепче! – бредят матросы, просыпаются как от удара, дико смотрят вокруг, – Боже! Слава тебе, Боже!..» – снова падают в сон, как в могилу.
Спи, бедняга, ты всего лишь у пирса. Хорошо спится у пирса.
Только ноют во сне руки.
Да поют во сне ветры.
Да ломает спину и плечи.
Но ведь это только во сне.
Спит усталый моряк, спит корабль. Скоро снова обоим в море. Снова скоро без сна в море.
Но ведь это было всегда.
А сейчас можно спать и спать… Пока будут латать паруса и борта…
Сколько новых заплат у Фрегата.
А сколько у него старых заплат? Живого места нет. Все рубцы да рубцы.
Вот следы от пушечных ядер. Одним залпом снесло все пушки, а мачты разбило в крошку.
Вот таран – глубоко ноет. Он тогда закрыл собой каравеллу. Ту красавицу каравеллу, ах ты старый и глупый урод!..
Каравелла ушла, он остался…
А вот здесь потрепала буря. Страшный был ураган. Он пришел с обломками мачт, и сам был похож на обломок.
Он дошел, потому что верил. Если верить, тогда дойдешь…
А вот это все от пожара. Дым и солнце…
Он уж думал, что это последнее солнце. Славно ему тогда досталось.
Зато у него есть болячки. У кого еще столько болячек?
Он устал. Теперь все рвется. Море сильно корежит сильных.
А временами опять бьется: «Вперед! Надо только вперед!» – хватит. Поторчать бы подольше у пирса. Отдохнуть бы.
А потом можно бросится в море. Только вот не сейчас…
Что там снова внутри? Опять эти люди…
По ночам в море плачут люди. А он слышит их тайные мысли. Слышит каждой своей болячкой.
Люди, сколько в вас наметалось!..
Вот и пушки. Новые пушки. Старых – вон, новых – в порты. Такая у нас замена.
А новые пушки очень смешные. Все они хотят только побед. А кому же лежать и ржаветь?
Ох, уж эти бесстрашные пушки! Дай им порох, подай ядра, приведи-наведи, «где противник?», чтоб не просто кидаться в море…
Полуспал фрегат, полукачался.
– А вот эта пушка малышка! – вдруг услышал людей фрегат, – Это самая легкая пушка. Ее плохо отлили.
– Ненадолго ее хватит, – улыбались друг другу люди. Посмотрел фрегат и подумал: «И ей тоже будут сниться сраженья!»
Вот и ночь вновь укутала землю, да такая она тревожная: звезды то видны, то совсем пропадают. По таким ночам только тени бродят, да еще души моряков.
Слушай, Старый Фрегат, слушай!
Перед морем маются души.
В люльках-портах качаются пушки, в люльках-койках качаются люди; коридорами сны бродят – вверх по поручням, вниз по трапу, скрип ступенек, фонарь, тени, колышется что-то, поворот, переход – яма, теплый пар ночных испарений, снова тени – тихо идут сны… Вдруг! Встают лохматые руки и хватают, хватают! – тише, что же ты так мечешься? Спи спокойно, морская душа.
Слушай, Старый Фрегат, слушай!
Пушки, люди – все вместе смешалось: мысли, крики, тяжелые думы.
Жаль, не слышат пушки друг друга.
Жаль, не слышат друг друга люди.
По ночам души говорят на одном языке.
Ну, а где же пушка-малышка? Вот она, Старый Фрегат. Что ж не спиться малышке-пушке?
Слушай, Старый Фрегат, слушай. Это очень странная пушка. Ей совсем не хочется драться. «Как же бить ядрами по кораблям, людям, пушкам?» Это очень смешная пушка. Ненормальная пушка. Совсем еще малышка.
Утро брызнуло! Страхи прочь! Тени прочь! Море, море у нас впереди!
– Эй, смотрящий вперед!
– Есть, смотрящий вперед!
– Привяжи себя там!
– Есть!
Всем болячкам и ранам молчать!
Фрегат весело бежал по волнам. Хорошо бежал. Крепко держал он в руках маленькую пушку. Остальных всех он тоже держал, но вот маленькую пушку… в общем, это была приятная тяжесть.
Маленькая пушка ужасно волновалась: «Когда буду стрелять, я зажмурю глаза и ни в кого не попаду!» – твердила она себе.
«Все будет хорошо! – улыбался ее мыслям Фрегат, – Я спрячу ее бортами!» – и гнался за солнцем полными парусами…
