Книга Шхуна, которая не желала плавать - Фарли Моуэт

Нет, не испортил. Но где я мог найти слова, чтобы сказать ему, какой он человек? И он страшно смутился бы, попробуй я.

Всякий раз, когда я ночевал у Морри, утро заставало меня на помосте, куда я приходил встречать возвращающихся объездчиков ловушек. И неизменно ко мне там присоединялись дядя Джим Уэлч и дядя Джон Хокинс. Им было восемьдесят восемь и девяносто лет соответственно. Оба всю жизнь занимались ловлей рыбы, но, как сказал дядя Джон: «Для этого дела мы чуть староваты стали. Уже не годимся для него». Тем не менее они вполне еще годились, чтобы обозревать каждое причаливающее судно, отпускать ядовитые замечания касательно количества и качества улова и держать в узде «молодых парней» (отцов семейств сорока — пятидесяти лет). Дядя Джон впервые вышел в море джиггеровать рыбу с отцом, когда ему сравнялось восемь. И начал свою карьеру поздновато. Дядя Джим ловил рыбу с шести лет.

Запас индивидуальных жизнеописаний, хранившихся в памяти Хоуарда Морри, был неисчерпаем, и все они были сплетением комичного и трагического, ведь обычная жизнь всегда такое сплетение. Как-то вечером мы заговорили о патерах Южного берега (там почти все жители — католики), и Хоуард поведал мне историю Билларда и козла.

На Южном берегу все сажали картофель, и Биллард особенно гордился своим полем. К несчастью, его сосед держал коз, а козы тоже любят картошку. Как-то утром Биллард копал свою, сгорбив спину, вглядываясь в торфяную землю, и не заметил, как подошел священник. Святой отец остановился, положил руки на забор и осведомился:

— Картошку копаешь, Биллард?

Биллард покосился из-под кустистых бровей — священника не заметил, зато узрел янтарные глаза особенно нахального козла, который поглядывал на него через забор в другой стороне.

— Да, сукин ты сын! — свирепо ответил Биллард. — А без тебя ее куда больше было бы!

В тот же вечер Хоуард рассказал мне совсем другую историю. Сто семьдесят лет назад в Ферриленде появился мужчина средних лет. Сбежал с рыболовного судна. Один из «ирландских юнцов», как называли без различия мужчин и юношей любого возраста, которые, спасаясь от голодной смерти в Ирландии, завербовывались на английские рыболовные суда или шли в кабалу к ньюфаундлендским плантаторам.

Феррилендцы приняли его дружески, но он был одержим страхом — «тронутым». Его преследовала мысль, что он будет схвачен и вновь отдан в кабалу. В поселке он прожил несколько месяцев, женился на молоденькой девушке, завел собственную рыбачью лодку, но страх не оставлял его. И осенью он забрал жену, двух младенцев и погреб вдоль берега до скрытой бухточки, в которую рискнуло бы войти не всякое суденышко, не говоря уж о больших кораблях. Там он построил лесную хижину и повел жизнь изгнанника.

Раза два в год он отправлялся на своей лодке в Ферриленд и обменивал засоленную рыбу на необходимые припасы. И вновь исчезал. Если не считать этих редких поездок, он, его жена и подрастающие сыновья жили, будто единственные люди на земле. Кормились они ловлей рыбы, а на мясо убивали карибу и уток и выращивали картошку на крохотном отвоеванном у мхов участочке под морскими обрывами, которые охраняли их от остального мира.

Однажды утром в феврале мужчину разбил паралич. Две недели жена выхаживала его, но ему становилось все хуже. В конце концов она решила, что без помощи ей не обойтись. Поручила мальчикам (одному было десять, другому девять) ухаживать за отцом и отправилась в лодке на веслах до Ферриленда, до которого от их бухточки было без малого сорок миль. Зима выдалась холодная, и льды были особенно опасными.

Она проплыла пятнадцать миль, но тут начался шторм, погнал льдины к берегу, так что лодку раздавило. Женщина добралась до берега пешком по льду. Затем вскарабкалась по оледенелому обрыву, переплыла или перешла вброд несколько речек и в конце концов добралась через лесные сугробы до Ферриленда.

У нее не сразу нашлись силы рассказать, что привело ее туда; и миновало семь долгих дней, прежде чем шторм — завывающий северо-восточный ураганный ветер настолько стих, что несколько рыбаков смогли добраться до дальней потаенной бухты вдоль припая.

Их встретили два мальчика, онемевшие от застенчивости при виде стольких незнакомых лиц. Рыбаки поднялись в хижину, где царили уют, тепло и полный порядок, но кровать стояла пустая. Они спросили мальчиков, где их отец, и старший, десятилетний, повел их к сараюшке на некотором расстоянии от хижины. Они открыли дверь и увидели пропавшего.

Он был подвешен за ноги к потолочной балке, аккуратно освежеванный и расчлененный.

— Понимаешь, как оно вышло-то, — объяснил Хоуард. — Мальчишки же никогда прежде не видели, чтоб человек умирал. Зато видели, как их отец свежевал и разрубал на части убитых оленей. Ну и бедные малыши решили, что так полагается поступать с мертвыми, будь то человек или зверь. Постарались сделать как лучше…

Глава пятая

КОРСЕТЫ, ТРЕСКА И НЕСВАРЕНИЕ ЖЕЛУДКА

Время, которое я проводил у Морри, было, увы, мимолетным. А почти все свои дни я отдавал (и дни, и ночи тоже) бестолковым усилиям превратить немыслимый кошмар в сносную реальность. Дни шли, а работа словно топталась на месте. Меня все больше преследовала мысль, что Еносу, Оби и мне суждено провести всю оставшуюся нам жизнь на коленях среди рыбьих останков и обманутых надежд. Дни скользили — в буквальном смысле слова, и вот как-то утром приблизился момент истины.

Наступил день, когда Джек должен был прилететь в аэропорт Сент-Джонса из Торонто. Занялась заря того Дня, когда ему предстояло первое свидание с маленькой шхуной.

Направляясь на «Страстоцвете» к серому городу, я пребывал в унынии и был полон дурных предчувствий.

Однако порой черная Судьба, тяготеющая над нашими жизнями, внезапно жалостливо щадит свои жертвы. В это утро Южный берег заволокло туманом. Поскольку заволакивало его так почти каждый день, я не обратил на туман никакого внимания. И только когда я пролавировал через город до аэропорта и услышал там, что из-за тумана все рейсы на ближайшие дни отменяются, до меня дошло, что я получил отсрочку!

Я тут же поспешил к синоптику. Он согрел мне сердце и преисполнил меня радостью, предсказав, что из-за тумана аэропорт останется закрытым еще несколько дней.

— А сколько? — спросил я.

— Трудно сказать, старик. Не меньше недели, это уж точно.

Чувствуя, что у меня гора с плеч свалилась, я сочинил записку Джеку с объяснением, что в Грязной Яме телефонов нет и я не смогу узнать, когда он прилетит. И, добавил я, на шхуне требуется кое-что доделать, а потому мне нет смысла ездить в Сент-Джонс наугад, на случай, что Трансканадской компании все же удалось отыскать этот город и осуществить там посадку рейсового самолета. Я посоветовал ему по прибытии взять напрокат грузовичок (предпочтительно с приводом на все четыре колеса), забрать мои заказы в корабельных лавках — там-то и там-то — и самому добраться до Грязной Ямы. Эти инструкции я оставил у девицы в справочной Трансканадской авиакомпании.