Книга Ганнибал. Один против Рима - Гарольд Лэмб

Долгие месяцы перехода сюда, в глубинные районы, стоили беспокойному Ганнибалу самой чувствительной для него потери — потери времени.

Столкновение у Сагунта

В те эллинистические времена вожди были людьми разносторонними. После того как Александр и македонцы проложили путь даже в такие дальние края, как горы Индии, новые достижения науки и земледелия притекли из великих городов Азии в район Средиземноморья. Пролегли новые торговые пути, которые помогли развитию таких городов, как Родос, Эфес и только что возникшая в устье Нила Александрия. Потом торговля и новые идеи достигли западных портов, таких, как Сиракузы на Сицилии — «слава Греции». Греческий язык стал звучать повсюду — от Марселя до Индии. Аристотель был первым, кто осознал влияние новых открытий. Александр, которому он покровительствовал, послал философу из Стагиры не только образцы фауны и флоры, но и познакомил его с древними научными знаниями. В эпоху преемников Александра, которую называют эллинистической, люди Средиземноморья узнали об универсальных идеях, которые принизили значение ранних философских школ, даже выдающегося учения стоиков. Зенон, основоположник стоицизма, был наполовину финикийцем.

В Сиракузах стареющий Архимед работал над проблемами действия рычага и особой плотности металлов. Возможно, он никогда не говорил о том, что может перевернуть мир, если ему дадут точку опоры. Однако по настоянию Гиерона, тирана Сиракуз, в часы досуга Архимед набросал чертеж гигантской плавучей крепости и механических чудовищ, которые могли в случае необходимости защитить город. В Александрии, где находилась огромная библиотека, другой выдающийся математик, Эратосфен Африканский, создал астрономические таблицы со времен халдеев и географическое описание известного к тому времени мира. Эратосфен прояснил давно обсуждавшийся вопрос об истинных размерах Земли, экспериментируя в полдень с солнечной тенью в глубоком сухом колодце. О нем говорили, что это человек, у которого пять умов в одном теле.

Гасдрубал Великолепный тоже проявлял разнообразные способности как разведчик недр, строитель городов, государственный деятель, организатор торговли, а также губернатор. Все эти обязанности пали и на Ганнибала, на гораздо более молодого человека, который был привязан к армейским лагерям десяток последних лет. И сразу стала ясной работа совершенно иного разума.

Ганнибал не тратил время на обдумывание строительных проектов или проектов развития торговли. Эти вопросы он доверил своему блестящему младшему брату. Сам же Ганнибал исследовал окружающее морское побережье. Возможно, он изучал «Периплус» — описание путешествия вдоль побережья, сделанное Хароном Карфагенским, а возможно, отчет о путешествии Гимилькона. Он вполне мог прочитать утраченную работу «О средствах и путях» другого африканца, Эратосфена, посвященную материальным ресурсам и их научному развитию. Эратосфен был выходцем из Кирены, родного города Баркидов. (Эратосфен Александрийский высмеивал мифы Гомера: «Вы узнаете путь Одиссея, если отыщете сапожника, который зашил мешок с ветрами».) Ганнибал пригласил врача Сингала из Александрии, а не с острова Кос, где знахари лечили с помощью чудотворства. Кроме того, Ганнибал серьезно интересовался историей окружающих народов, особенно римлян, о которых было еще мало известно. Почти наверняка он изучал жизнь Пирра, знаменитого солдата удачи, который ничего не выиграл от побед над римлянами.

В то время существовало не так уж много книг для чтения. Как и многие другие в те времена, Ганнибал сжег немало масла в светильниках, слушая по ночам рассказы возвратившихся из плавания капитанов, приезжих купцов, странствующих поэтов и собственных далеко забредающих шпионов о том, что они видели на других берегах. Любознательность Ганнибала, кажется, была ненасытной. Какие обычаи в других землях, какими способами убирают урожай и когда? Какие традиции в Марселе, какие куют металлы и как? Где и когда кельтские племена проходили через горы под названием Альпы?

Любопытство Ганнибала распространялось на загадочных людей, таких, как, например, этруски или лигурийцы — мрачные скотоводы. Он мысленно рисовал себе картину всего Средиземноморья. В то же время в течение драгоценных месяцев 220 года до н. э. он пересекал вдоль и поперек центральные равнины и обдумывал, как использовать возможности полупокоренных кельтиберов. Не такие сильные, как ливийцы, они, однако, были способны многое вынести, если захотят. Низкорослые, смуглые и веселые, энергичные, как пантеры, — из них вышла бы непревзойденная кавалерия, если их обучить как следует.

А севернее, в Уксаме, паслись табуны лошадей, выносливых и легко поддающихся тренировке. Люди там поклонялись Эпоне, богине — покровительнице лошадей. Ганнибал имел в виду этих лошадей. Он всегда продумывал все до мелочей. Сидя верхом на лошади, можно было спокойно пользоваться кельтиберским мечом, длиной в два фута, обоюдоострым и слегка изогнутым. Эти воины придумали необычные пики, длиной примерно пять футов, с железными наконечниками толщиной не менее половины дюйма. Такую огромную пику можно было метнуть, сидя в седле, в щиты и доспехи. Если бы кельтиберских конников можно было убедить…

Испанские наемники, как прекрасно знал Ганнибал, были в высшей степени ненадежны. Вознаграждение не удовлетворяло их, а рассчитывать, что они будут служить по призыву, было невозможно. Всех этих разнообразных испанцев роднило с карфагенянами одно — свободолюбие. Их исключительная гордость не поддавалась описанию словами (нынешние испанские историографы называют эту гордость altivez — «врожденная надменность»), но она служила неким пробным камнем. Если какой-то кельгибер был предан вождю, он присягал ему на верность и соблюдал свою клятву вплоть до того, что убивал себя, в случае если тот, в верности кому он клялся, был убит. Каким-то образом Ганнибалу удалось добиться такой преданности от кельтиберских всадников.

Завоевав симпатии этих воинственных людей, он приспособил для перевозки грузов их неизвестные в Африке легкие повозки с впряженными в них малорослыми, но быстроногими быками.

Весной 219 года до н. э., прежде чем наступила благоприятная погода для мореплавания, в порту Нового Карфагена появились посланцы Рима, желавшие увидеть Ганнибала. Они встретились с ним — двое пожилых мужчин в простых тогах. Посланцы потребовали, чтобы Ганнибал соблюдал подписанный с Гасдрубалом договор не переходить реку Эбро и не приближаться к Сагунту, который стал союзником римлян.

Сагунт представлял собой крепость на побережье, на полпути между Новым Карфагеном и рекой Эбро, и, соответственно, относился к карфагенской зоне согласно договору. В нем находилась колония греческих купцов, а также диаспора сторонников Карфагена. Эту цитадель раздирали интриги, и, что там на самом деле происходило, понять было невозможно. Известно, что сагунтийцы истребили обитавших по соседству тартессийских поселенцев и что они обращались за покровительством к Риму, будучи его союзниками. Это само по себе незначительное событие по своим последствиям оказалось равным убийству эрцгерцога австрийского на угрюмой земле Сербии в наше время. Реакция Ганнибала была основой дальнейших событий.

Согласно договору, заявил он, власть римлян не распространяется южнее реки Эбро. Что же касается сагунтийцев, то они расправились с таргессами и должны ответить за это. «В обычае карфагенян, — добавил он, — помогать угнетенным народам».