Книга Каббалист с Восточного Бродвея - Исаак Башевис Зингер

— Скажи: я люблю папу!

— Люблю, люблю, люблю!

Все хорошо. Тревожиться не о чем. Вульф-Бер окинул дом хозяйским взглядом. Все сияло: пол, медные сковородки над печкой, латунный самовар. По традиции каждый год перед Песахом полагалось белить стены, но он не видел ни единого пятнышка.

— Лучшей жены во всем мире не сыщешь, — сказал он вслух.

Сидя в экипаже, он чувствовал себя разбитым и невыспавшимся. А сейчас всю усталость как рукой сняло. Циля принесла ему печенье и рюмку вишневки.

Когда они с Цилей остались в комнате одни, она спросила его, сверкнув глазами:

— Ну, как все прошло?

— Пока у меня есть ты, все идет хорошо, — смущенно ответил Вульф-Бер, стыдившийся своего ремесла.

Обычно Циля не задавала ему лишних вопросов, да и сам он редко что-нибудь рассказывал. Со временем она, похоже, примирилась с его способом заработка. Вульф-Бер заговорил о новых нарядах для нее и дочерей. Циля сомневалась, что какой-нибудь портной примет заказ — ведь Песах уже совсем близко. Тем не менее они решили, что она пройдется по магазинчикам, торгующим тканями, и что-нибудь подберет. Циле нравилось делать покупки. Вульф-Бер вручил ей пачку банкнот, и она ушла, прихватив с собой детей. Они договорились, что заодно она погасит долги. А Вульф-Бер прилег на диван отдохнуть. Он знал, что Циля приготовит праздничный ужин, и ему хотелось быть бодрым. Он мгновенно уснул, и ему приснилось, что он в Люблине. Он мылся в корыте в тесном грязном закутке. От его тела исходил дурной запах. Он снова был дубильщиком. Открылась дверь, и в комнату, где он мылся, всунулось чумазое лицо какой-то женщины в растрепанном парике. «Сколько можно мыться? — раздраженно сказала она. — Уже время седера!» Вульф-Бер вздрогнул и проснулся. Что за ерунда? Он чувствовал горечь во рту. Сновиденье было удивительно ярким, В ноздрях у него так и стоял отвратительный запах необработанной кожи. Вульф-Бер вытащил из нагрудного кармана гаванскую сигару, подарок русского, у которого он выиграл сто пятьдесят рублей в карты. Вообще-то Вульф-Бер не курил сигар. Он сворачивал папироски, но сейчас ему захотелось попробовать сигару, стоившую целую полтину. Он вспомнил, что когда-то купил себе янтарный сигарный мундштук с золотым ободком. Если уж курить сигару, то по всем правилам.

Он принялся искать мундштук, но его нигде не было. Вульф-Бер не любил, когда у него пропадали вещи. Он заглянул во все ящики, пошарил в самых укромных уголках, обыскал дубовый сундук. На одной из полок в платяном шкафу стояла жестяная коробка, в которой хранились свидетельства о рождении, брачный контракт, документы на покупку дома и прочие важные бумаги. Едва ли мундштук мог попасть сюда, но на всякий случай Вульф-Бер открыл коробку. Мундштука не было, зато на брачном контракте лежала бриллиантовая брошка. Вульф-Бер оторопел. Это еще что такое? Он разбирался в украшениях. Бриллианты были настоящими. Брошка казалась старинной. Чем дольше Вульф-Бер ее разглядывал, тем больше удивлялся. Как она сюда попала? У него такой брошки никогда не было, у Цили тоже. Может быть, Циля тайком от него скопила денег и купила ее за полтыщи рублей? Но в Козлове такую вещь не купишь! Осмотрев брошку со всех сторон, Вульф-Бер заметил на обратной стороне две выгравированные буквы ивритского алфавита: алеф и гимел. Вульф-Бер положил брошку в карман. Настроение было испорчено. Он вернулся на диван. Лежа с закрытыми глазами, он пытался разгадать эту внезапно свалившуюся на него загадку. Но сколько ни ломал голову, ответа не было. Он снова уснул и опять очутился в том же самом закутке в Люблине; вновь различил резкий запах сыромятной кожи и химикатов, какими пользуются на кожевенных фабриках. Простоволосая женщина с морщинистым лицом опять сердито позвала его на седер. Вульф-Бер проснулся. Что же это такое? Может, Циля завела себе любовника и эта брошка — его подарок? Вульф-Бер ощутил противный вкус во рту. Он рыгнул, у отрыжки был неприятный запах. Вульф-Бер сплюнул в носовой платок. Но какое-то объяснение должно быть! И что значат алеф и гимел? Неужели в Козлове нашелся еврей, решившийся на роман с замужней женщиной? И могла ли его Циля пойти на такое? Чем больше Вульф-Бер об этом думал, тем непонятней представлялась ему вся эта история. Он зашагал по комнате.

— Может, ты знаешь, в чем дело, — обратился он к попугаю. — Рассказывай.

— Папа, папа, папа! Люблю, люблю, люблю!

Стемнело. Окна позеленели. На стене дрожали алые отсветы заката. Попугай забрался в клетку и приготовился ко сну. Вульф-Бер закурил гаванскую сигару и сидел в темноте, делая глубокие затяжки. Непривычный аромат опьянил его. Время от времени он опускал руку в карман и дотрагивался до брошки. Он напряженно прислушивался к каждому звуку, долетавшему с улицы. Где его жена? Почему ее так долго нет? Он решил, что не будет начинать никаких разговоров, пока дети не лягут спать. Вскоре он услышал шаги и голоса. Циля вернулась. Она и девочки — все трое с пакетами в руках — весело ворвались в комнату. Голос Цили звенел от радости:

— Вульф-Бер, где ты? Почему ты сидишь в темноте? Ты куришь сигару?

— Русский подарил в поезде.

— У меня от этого запаха голова кружится. Мы, наверное, скупили всю лавку. Погоди. Я зажгу свет.

— Ты не знаешь, где мой янтарный мундштук?

— Нет.

Девочки прыгали вокруг него со свертками в руках. Сначала Циля зажгла настольную лампу, потом ту, что свисала с потолка на бронзовых цепях. К подвесной лампе была приделана бутылочка из тыквы, набитая свинцовыми шариками, — грузик, удерживающий лампу в равновесии. Чего только Циля не накупила: и шелк, и шерсть, и бархат. Более того, она уже договорилась с портным Лазарем, что тот сошьет ей несколько платьев до Песаха. Теперь с хозяйской сноровкой она принялась готовить ужин. Обычно дети ложились спать рано, но возвращение отца — праздник! Циля уже пообещала им, что завтра они могут пропустить гимназию.

3

Сидя за столом, Вульф-Бер нахваливал Цилины кушанья, но сердце у него было не на месте. Он торопливо поужинал, время от времени бросая на Цилю пристальные взгляды. Сразу же после чая с вареньем и коврижкой он велел девочкам идти спать. Они закричали, что это нечестно, ведь они еще не показали ему свои книги, карты, рисунки. Но Вульф-Бер был непреклонен: все это может подождать и до завтра; ночью дети должны спать.

Попрепиравшись еще немного, девочки ушли в свою комнату. Циля была на его стороне и посылала ему понимающие улыбки. Наверное, ему не терпелось поскорее остаться с ней наедине. Тебе хочется, да? — казалось, спрашивал ее взгляд. Вульф-Бер пошел в спальню, разделся и сел на свежезастланную кровать. Его сапоги с жесткими мысками стояли рядом, как в армии. По обыкновению, перед тем, как прийти к мужу, Циля вышла на кухню помыться и расчесать волосы. Она надела новую ночную сорочку, побрызгалась духами и почистила зубы пастой, как в больших городах. Да, пожалуй, он мной не отравится, решила она, поглядевшись в зеркало. Циля думала, что Вульф-Бер сразу же потушит лампу и займется с ней любовью, но он продолжал неподвижно сидеть на постели, глядя на нее исподлобья.