Книга НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной» - Софи Морган

Он отошел в сторону, любуясь произведением — то ли своим веревочным плетением, то ли моим телом, а может, сочетанием того и другого — перед тем, как снова начал прогуливаться позади меня. Вдруг невозможность видеть его и его действия стала меня нервировать, потом вдруг его руки вытянулись по обе стороны моего тела, появившись в поле зрения, и снова резко схватили меня за груди. Он грубо щупал и мял их, щипал соски пальцами так сильно, что я вздрагивала, хотя изо всех сил старалась дышать носом, чтобы он не услышал предательского вздоха. Я знала, что это бессмысленно — он и так все знает, — но сопротивление все еще казалось важным.

Он отошел в сторону, любуясь произведением — то ли своим веревочным плетением, то ли моим телом, а может, сочетанием того и другого.

Он наклонился, прошептав мне на ухо, что я красивая и смелая, но к тому же исключительно порочная, раз позволяю ему делать с собой такие вещи. Я на секунду закрыла глаза, борясь за самообладание, прежде чем повернулась и сердито уставилась на него. Моя ярость довела его до смеха, а слова, которые последовали за этим, заставили меня снова закрыть глаза, на этот раз от смятения и ужаса.

— Давай, София, мы же оба знаем, что это правда. Если нет, то веревка между твоих ног не была бы мокрой, а?

Ублюдок.

Он знает, и я знаю, что протекла. Поцелуй и состояние бессилия и униженности способствовали повышению температуры между ног. Но внезапно мне захотелось сделать что-нибудь, что в моей власти, чтобы остановить его в обнародовании этого непреложного факта.

Его руки проследовали вниз по моему телу, скользя по обеим сторонам, двигаясь к бедрам. Я отчаянно старалась увернуться, сдвинуть ноги, но равновесие было неустойчивым, и я чуть не упала. Он схватился за веревочную петлю, удерживающую мои ноги вместе, и толкнул меня назад, в вертикальное положение, прежде чем вернуть свои руки мне на грудь. Затем снова наклонился.

Его голос звучал в моих ушах негромко, но был строгим и сердитым.

— Не валяй дурака. Делай, что говорят, или пожалеешь.

Я не могла ничего сделать.

— Ты же мне ничего не говоришь. Я бы подчинилась.

Не знаю, чего я ожидала, но его смех удивил меня и наполнил всплеском теплоты.

— Я считаю, само собой разумеется, что ты держишь ноги раздвинутыми, пока я пытаюсь просунуть туда руку.

Я сглотнула снова и кивнула. Я изо всех сил старалась устоять, когда его руки бродили у меня между ног. Я парадоксальным образом и желала его, и хотела, чтобы его и близко там не было. Но, к моему большому разочарованию, он так и не дотронулся до главного. Вместо этого он повозил пальцем по веревке с обеих сторон, несомненно ощущая, насколько сырой сделало ее мое возбуждение. Он снова засмеялся, и меня окатила волна ярости и унижения. Я никогда не встречала никого, кто бы настолько сбивал меня с толку, как он, и невероятно расстроилась: неожиданно пришло понимание его стиля доминирования, и это довело меня до белого каления.

Он схватил меня за волосы и потащил в сторону кровати. Снова отсутствие возможности двигать руками и веревка между ног помешали удержать равновесие, но в этот раз я не упала. Мне удалось оставаться в вертикальном положении достаточно долго, Адам успел швырнуть меня на кровать лицом вниз, и возможности смягчить падение связанными руками не было.

Я жадно смотрела, как он раздевается, снимая одежду без смущения, можно сказать, с удовольствием.

Затем он перевернул меня лицом вверх. Это было не намного комфортнее, учитывая, что веревка врезалась в ляжки, но это означало, что наконец-то я смогу увидеть его раздетым. Я жадно смотрела, как он раздевается, снимая одежду без смущения, можно сказать, с удовольствием. В своей позе я чувствовала себя еще более беспомощной. Я сжала кулаки, насколько было возможно, желая дотронуться до него, помочь и даже, если получилось бы, толкнуть.

А потом он стоял передо мной, и его член демонстрировал мне жемчужину предэякулята на самом кончике. Заманчиво. Ах, как заманчиво! Он был полностью выбрит — что-то, чего я не пробовала ни с одним любовником, но от чего — я сразу определила — готова получить удовольствие.

Он молчал, но от того, как он складывал свою одежду на кровать, я бессознательно, отчаянно открыла рот: невыносимое желание попробовать его затмило все в моем мозгу. Он не стал мешкать и быстро задвинул мне в рот. Я попыталась сосать, но он так же быстро выдернул перед тем, как снова податься вперед, не желая давать мне контроль даже в этом единственном аспекте. Вместо этого он принялся трахать мое лицо, все быстрее и грубее, и, схватив меня за волосы, вдавливал под свой член, пока я не почувствовала, что он своим весом передавил мне горло, заставив меня подавиться и сопротивляться, чтобы дышать.

Когда я захрипела, он приподнялся на мгновение, дав мне передышку, буквально лишь для того, чтобы набрать воздух в легкие. Его член был на уровне моих глаз, покрытый смесью слюны и предэякулята, которые он и вытер о мое лицо. Я закрыла глаза, пытаясь спрятаться, но чувствовала, что они полны слез стыда и ярости.

Неожиданно я почувствовала, что он двигает меня — переворачивает лицом вниз. Меня накрыла волна облегчения от перспективы зарыть лицо в одеяло, пряча замешательство от того, сколько унижений мне досталось. У меня возникла передышка на пару секунд, пока он шевелился позади, но красноречивый звук рвущейся обертки презерватива давал ясно понять, что это временное явление. Затем руки Адама оказались на моей заднице, раздвинули ягодицы и потянули веревку, которая надавила на влагалище настолько сильно, что мне пришлось прикусить губу, чтобы подавить стон.

Он забрался на меня, отбросил в сторону веревку и стиснул своими ногами мои, так что я почувствовала еще большую скованность, чем до этого, так как его член давил на промежность. Наклонившись вперед, он вошел внутрь. Руки Адама, расставленные по обе стороны от моей головы, приняли на себя его основной вес, но тело все еще давило на мои связанные руки, а дыхание разрывало слух. Он подавил меня, лишил возможности двигаться, а теперь использует, проталкиваясь все глубже и глубже. Это было интенсивно, плотно, я была на грани клаустрофобии. Его тело еле двигалось над моим; он пригвоздил меня к месту — еще один способ обездвиживания вдобавок к остальным.

Больше я не могла терпеть. Я переместилась прямо под ним, двигая бедрами в молчаливом приглашении: пожалуйста, трахни меня! Я не могла заставить себя попросить вслух, а он не отвечал; вместо этого он игриво шлепнул меня по заднице, без слов давая приказ оставаться на месте.

И я осталась неподвижной, но это была пытка. Руки начали ныть, а при том, что он удерживал меня всем телом, вряд ли я смогла бы ими пошевелить. В какой-то момент просветления я пришла в ужас, заметив, что бессознательно сжимаю и разжимаю пальцы на ногах — по-видимому, оттого, что только они и не были связаны. Вдруг я осознала, что мои бедра изнутри влажные, и я отчаянно нуждаюсь, чтобы начать движение, хотя и была уверена, что нет никакого смысла пытаться заполучить Адама, пока он сам не созреет.