Книга Валтасар. Падение Вавилона - Михаил Ишков

— Спасибо, овеянный славой. Мое дело деликатного свойства…

— Такого же, как и твоя поспешность и услужливость в объявлении о смерти Кудурру?

— Об этом не мне судить, князь. Об этом судить моим товарищам, с которыми я прошел по дорогам Сирии, Финикии, Элама, Палестины, Нижнего и Верхнего Египта. Я спасал свою голову, князь.

— А честь?

— И честь тоже. Я сообщил новость тому, кто по повелению Кудурру наследовал его трон. Меня ли укорять в том, что я исполнил долг? В том, что мы оба нынче оказались не нужны новой власти? В том, что выходцы из провинций взяли силу при дворе великого Навуходоносора? Если бы моя голова слетела с плеч, это что, изменило бы сегодняшнее состояние вещей?

Набузардан, постаревший, но по-прежнему внушительно-монументальный, по-прежнему не мигая смотрел на посетителя. Рахиму припомнилось, что именно с таким видом князь, ведавший при Навуходоносоре военной разведкой и отчасти сыском внутри страны, допрашивал в застенках вражеских лазутчиков, подносил факелы в их голым пяткам, а у покрытых густой шерсткой — таких было особенно много среди горцев — сжигал волосы на теле.

— Короче.

— Я пришел предложить свою внучку Луринду в жены твоему среднему сыну Наиду.

— На хрена моему сыну Наиду брать в жены дочь шушану, пусть даже он и объявляет себя свободным человеком и достойным сыном великого Вавилона?

— Мой старший сын уже не шушану. Он внесен в городские списки.

— Он — халдей, этим все сказано! Он — сын рыбака!

— Не надо оскорблять меня, Набузардан! Я так понимаю, что ты отказываешь мне?

Князь не выдержал, даже подскочил на ложе. Уселся, всплеснул руками, хлопнул себя по коленям.

— Он еще что-то понимает! Поглядите-ка на него! Ишь, сват выискался!..

Он неожиданно успокоился, опустил голову. Долго сидел молча. Рахим в свою очередь затаил дыхание.

— Ты, царский раб, решил, что теперь достоин меня? Что смеешь являться ко мне с подобным гнусным предложением? Разве это не оскорбление, Подставь спину? — Набузардан прищурившись посмотрел на декума. — Ты решил и здесь сорвать куш?

— Я решил, что вдвоем выгребать против течения легче, чем в одиночку. Я решил подставить спину, как когда-то… ты знаешь когда. Я знаю тебя, князь, ты никогда не смиришься с опалой…

Набузардан моментально и грубо прервал его.

— Это не твоего поганого ума дело!

— Не надо оскорблять меня. Царь имел терпение выслушивать…

— Ты пришел не к царю, — перебил его Набузардан. — Нет теперь царя… Я имею в виду Навуходоносора. Теперь нами правит другой великий царь, Амель-Мардук, да продлит судьба его светлые дни.

— И я о том же, светлый князь. Да продлит судьба дни нашего славного господина Амеля-Мардука!

Они оба замолчали и неожиданно долго сидели, прислушиваясь к посвисту ветра, подвывавшего над крышей. Сильный порыв сорвал покинутое ласточкино гнездо, притулившееся под балкой третьего яруса дома. Кусочки сухой глины полетели по саду, шлепнулись в бассейн.

— Я пойду, светлый князь. Ты отказываешь мне, я правильно понял?

Набузардан глянул на гостя.

— Я так понимаю, что женитьба моего среднего сына на Луринду, это плата. Ты требуешь слишком много, Рахим. Меня не поймут.

— Родственники?

— И родственники тоже.

— Я ничего не требую, Набузардан. Я пришел потому, что решил подставить спину.

— Ступай, — коротко ответил хозяин.

* * *

На следующий день в гости к Рахиму явился Икишани и вновь заговорил о женитьбе на Луринду. Рахим внимательно выслушал его, потом учтиво ответил, что внучка декума царских отборных стоит куда дороже, чем помощь и добрый совет, а он, Икишани, пока ничего серьезного не предложил в добавок, и если он считает, что он, Рахим, дурак, то уважаемый сосед очень ошибается. Икишани бросило в краску, он молча поднялся и покинул дом.

Вот о чем мечтал Рахим в те трудные дни — о войне! Но и в этом вопросе все складывалось совсем не так, как предполагалось при жизни Навуходоносора. Тот всеми силами пытался оттянуть войну с Мидией, и эта политическая линия была лучшей из всех возможных, обеспечивающей процветание страны. До тех пор, пока на мидийском престоле восседал Астиаг, его шурин и старый соратник, в Двуречье могли не опасаться вторжения с востока. И все же Навуходоносор на всякий случай возвел Мидийскую стену, отгородившую страну от горцев. Этот оборонительный вал был накрепко увязан с системой каналов и искусственных водотоков, а также дорожной сетью, которая встала бы неодолимым препятствием на пути мидийской конницы. Враги просто увязли бы в обширных, умело затопляемых пространствах низинной части долины Тигра и Евфрата.

Отставной декум мечтал о другой войне — короткой, обильной добычей, такой, на которой даже самые ярые его недоброжелатели не смогли бы обойтись без Рахима и подобных ему ветеранов. В этом смысле лучших азимутов, чем на юго-запад, в Египет, или на северо-запад, в Малую Азию, не существовало.

Не тут-то было. Новый правитель на удивление дерзко и оскорбительно повел себя с посланцами Астиага, во дворце открыто заговорили о необходимости устранить угрозу с востока. Более того, в окружении царя не скрывали, что намерены искать союзников. Правитель Мидии крайне болезненно воспринял попытки Амель-Мардука заключить мир на равных с Египтом и его тайные контакты с царем Лидии Крезом.[24]

От всех этих мыслей у Рахима голова шла кругом. Что означала война с мидийцами, он представлял себе куда лучше, чем самые высокие «царские головы» во дворце. Кампания против восточных варваров, прикидывал Рахим, была бы серьезнейшим испытанием, которое потребует многих усилий от всех жителей страны. К тому же исход этого противостояния был непредсказуем. Советники нового царя утверждали, что система равновесия, установленная Навуходоносором, изжила себя и угроза с востока неотвратима. Даже если и так, какой смысл трубить об этом на всех перекрестках и самим нарываться на неприятности? Рахим опасался, что подобные «мудрецы» доведут дело до того, что воевать придется на своей территории против изощренного, могучего противника.

Кому нужна была такая война?! То ли дело прогуляться по небольшим государствам Малой Азии.

Прибавьте к этому горечь, которую испытал Рахим после разговора с Набузарданом. Надменность, а порой и нескрываемая грубость отставного полководца камнем легли на печень, но еще больше его огорчил отказ понять его. Его озадачил бездумный ответ такого разумного человека, каким казался Набузардан, его нежелание разобраться в причинах, побудивших бывшего начальника личной охраны царя обратиться к ближайшему другу великого Кудурру.