Книга Степь в крови - Глеб Булатов

– Мне было приказано, – начал Куцеба, – отправиться с посольством генерала Алмазова к Колчаку. Но я все уже объяснил следователю…

– Молчать, скотина! – Минин грозно двинулся к несчастному есаулу. – Отвечать только на вопросы!

– Хорошо… да… у меня здесь жена, то есть любовница, друзья… Я донской казак. Я живу здесь, и предки мои здесь жили, и со своей родины я ни ногой.

– Мразь ты подколодная!

Минин преодолел расстояние, отделявшее его от Куцебы, и сокрушительным ударом опрокинул есаула. Заливаясь кровью, тот рухнул на пол и застонал.

– Нет, не он… – задумчиво проронил Зетлинг.

– Вы что здесь устроили?! – раздался голос с порога.

Минин и Зетлинг обернулись и увидели офицера, стоящего в полутьме сеней. Они узнали в нем начальника караульной службы штаба войск. Тот был низок, худощав и понур. Его не любили, но уважали за неизменную исполнительность и выдержку.

– Господа офицеры, – прервал водворившуюся на мгновение тишину Тишевский, – это возмутительно! Сколько я знаю, вы проводите следствие по распоряжению генерала Деникина. Но неужто он дал вам право пытать и бить подозреваемых, к коим, судя по всему, отношусь и я? Так что ж вы, и со мной поступите так же? – Тишевский для большей назидательности своего возмущения кивнул в сторону стонущего на полу Куцебы.

– Стул господину полковнику! – рявкнул опомнившийся Зетлинг. – Вызвать караул. Есаула Куцебу отправить в госпиталь на перевязку, а после – в гарнизонную гауптвахту за нарушение воинской дисциплины.

Минин вытянулся во фронт, отдал честь, выбежал на улицу и пронзительно свистнул. Через минуту на зов пришли юнкера из ночной стражи. С трудом подняв грузное тело есаула, они вынесли его наружу. Тем временем, пока происходили все эти перестановки, Тишевский и Зетлинг молча и напряженно смотрели друг другу в глаза.

«Да, – думал Зетлинг, – этот орех будет покрепче. Его с наскоку не возьмешь. Но вся беда в том, что он один-то и остался. Единственная зацепка. Если предположить, что предатель действительно существует, то кто подошел бы на это место лучше полковника? Он только с виду серенький, но взгляд – цепкий, острый, пронзительный. А, памятуя о совете моего друга Аваддона, что, как не глаза, выдает истину в человеке, его чувства и мысли?»

– Исполнено, господин штабс-капитан, – нарочито рьяно отрапортовал Минин и занял свое прежнее место подле Зетлинга.

– Итак, господин полковник, – начал Зетлинг, – отвлечемся от предыдущей нелицеприятной сцены и попытаемся найти общий язык. Мы хотели бы знать ваше имя, звание, должность и то, какую роль вы играли в подготовке посольства генерала Алмазова.

– Меня зовут Андрей Петрович Тишевский, я полковник, занимаю должность начальника караульной службы штаба войск. У меня в подчинении находится рота юнкеров и казачья сотня. Что касается посольства, – Тишевский сделал характерный жест, говорящий о его недоумении и безразличии к предмету разговора, – то с генералом Алмазовым я знаком не был. Но в конце марта ко мне обратился полковник Вершинский с просьбой подобрать пять или шесть офицеров для трудной экспедиции. Я исполнил это поручение.

– Вы знали о том, какая именно задача будет поставлена перед отобранными вами офицерами?

– В самых общих чертах. Я знал, что им предстоит путь в Сибирь, но ничего более конкретного мне не сообщалось.

– Но теперь вы, конечно, знаете о происшедшем с посольством, о судьбе офицеров и генерала Алмазова?

– Теперь об этом все знают.

«Нет, – подумал Зетлинг, – этак мы ничего не добьемся. Нужно что-то неординарное, какая-то уловка. Необходимо его зацепить».

– А что вы можете сказать о поручике Глебове? – спросил до сих пор молчавший Минин.

– Боевой офицер. Исполнительный, вдумчивый и прямой. Для посольства я подбирал лучших людей. Ничего негативного про него я сказать не могу.

– В таком случае знаете ли вы, что он бежал от большевиков и сейчас находится в Новочеркасске?

– Да? Это новость… – Тишевский заметно взволновался.

– Более того, сей господин дает показания, которые проливают некоторый свет на события тех дней. Вы совершенно верно подметили, что Глебов человек вдумчивый и внимательный.

– Что же, – Тишевский запнулся, – что он говорит? Вы должны понять мой интерес, ведь именно на мне лежит значительная доля ответственности за трагический исход предприятия.

– Неужто? Но до сих пор, сколько я заметил, вы проявляли безразличие к предмету разговора, – Минин лукаво подмигнул Тишевскому.

«Умница!» – подумал Зетлинг.

– Пока еще рано делать какие бы то ни было выводы, – нарочито вальяжно продолжил Минин, – впрочем, у вас, господин полковник, пока есть время. Поразмыслите – быть может, что и всплывет, какие-нибудь детали или что-то существенное, – Минин ухмыльнулся и, поднявшись со своего места, протянул полковнику руку, – пойдемте же, я вас провожу, а то в сенях темно – можно ушибиться.

Тишевский попрощался с Зетлингом, и они вышли на улицу.

– Вам действительно стоит подумать. Глебов говорит интересные вещи, но мой компаньон, господин Зетлинг, пока не вполне им доверяет. И главное – помнить: покуда ничего не решено, и судьба всякого человека в его руках.

Полковник Тишевский уходил из флигеля, пожалуй, еще более обескураженным, чем два его предшественника. Но в голове его уже зрел план, и руки дрожали от нетерпения.

– Саша, ты умница! – Зетлинг порывисто сжал руку Минина. – Я уже был в тупике.

– Это пустяки. Сейчас главное – не упустить самого Глебова. Хотя его хата и стоит с краю, но отныне все дороги ведут к ней.

Глава пятая, в которой поручик Глебов бежит из-под молота с наковальни, но погибает от укуса змеи

Хата, которую облюбовал поручик Глебов, находилась у самых истоков Малой Атаманской улицы. Улочка эта была примечательна тем, что брала свое начало у городского рынка и ползла витиеватой лентой, запруженной благоуханием цветников и палисадников, аж до самых кожевенных мастерских. Эта часть города, и особенно Малая Атаманская, славилась своим всегдашним шумным столпотворением, сутолокою, карманными кражами и семейными скандалами. Жили здесь преуспевающие рыночные воротилы, богатые ремесленники да томные вдовы павших за Отчизну казачьих офицеров.

Ульяна Сергеевна Лешковская была именно такой вдовой. Она потеряла мужа в шестнадцатом году на Юго-Западном фронте и с тех пор поникла большими карими глазами и до поры надела траур. Как рассуждала Ульяна Сергеевна, павший в бою муж ее был единственным и незабвенным и жил в душе ее вечно. Поручик Глебов же был в роли стража души, он должен был оберегать этот оплот неги и памяти и за это получать свою долю любви. Поручик Глебов не вдавался в подробности витиеватых умозаключений осчастливленной им вдовушки, но с охотою принимал и ночные ласки, и кров своей возлюбленной.