Книга Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

— Не забывайте, что старый город был узкой полоской на гребне холма или, если верить легенде, на спине зарытой в землю змеи. Длинная и узкая полоска. Все было втиснуто в небольшое пространство, бедные и богатые жили бок о бок. В таком вот здании наверху обитали бедняки, посередине благородная публика, а внизу — ремесленники и купцы.

— И что же случилось? — с искренним интересом спросил Холмс.

— Благородным надоело это терпеть, — сказал Блэр-Фиш. — Когда был построен новый город по другую сторону Нор-Лох, они быстренько туда перебрались. Без них старый город пришел в упадок. И в таком состоянии оставался долгие годы.

Он показал на ступеньки, ведущие вниз в какое-то углубление в стене.

— Здесь была пекарня. Видите плоские камни? Там стояли печи. Если к ним прикоснуться, то они все еще теплее, чем окружающие камни.

Шивон Кларк пожелала проверить это. Она вернулась, пожимая плечами. Ребус был доволен, что взял с собой Холмса и Кларк. Они отвлекали Блэр-Фиша, а Ребус тем временем мог исподтишка разглядывать рабочих. Он с самого начала имел это в виду: вроде бы приехать осмотреть тупичок Мэри Кинг, а на самом деле взглянуть, кто тут работает. Никто из них вроде бы не выказывал беспокойства, ну, по крайней мере, не больше, чем можно ожидать после такого случая. Они старались не смотреть в сторону мясной лавки и насвистывали за работой. Похоже, они не были склонны обсуждать убийство. Кто-то стоял на приставной лестнице — демонтировал трубы. Кто-то влез на мостки и поправлял кирпичную кладку.

Экскурсия продолжалась, они удалились от строителей, и Блэр-Фиш куда-то повел Шивон Кларк, чтобы показать место, где в камине был замурован младенец, — такие вещи сплошь и рядом случались в восемнадцатом веке, по свидетельству трубочистов.

— Фермер задал толковый вопрос, — поделился Ребус с Холмсом. — Он спросил: зачем кому-то понадобилось затаскивать сюда жертву? Подумай об этом. Не иначе как действовал кто-то из местных. О существовании тупичка Мэри Кинг знают только местные, да и то не все.

Так оно и было на самом деле. Экскурсии сюда водили редко.

— Видимо, они бывали здесь раньше. Или знали кого-то, кто бывал. Иначе они скорее заблудились бы здесь, чем нашли лавку мясника.

Холмс кивнул:

— Жаль, что нет списка экскурсантов.

Это уже проверялось; экскурсии были неофициальные, обычно группа состояла человек из десяти-двенадцати. Никаких документов не велось.

— Возможно, они знали, что в здании идут работы, и рассчитывали, что, раз сюда сейчас никого не пускают, тело провисит несколько недель.

— А может быть, строительные работы как раз и есть та причина, по которой они здесь оказались, — сказал Ребус. — Может быть, кто-то навел их на эту мысль. Мы проверяем всех подряд.

— Мы поэтому сегодня сюда приехали? Чтобы посмотреть, кто тут работает?

Ребус кивнул, Холмс кивнул ему в ответ.

И тут у Холмса родилась идея.

— Может быть, они таким образом хотели отправить некое послание?

— Я об этом думал. Но какое послание и кому?

— Вы не думаете, что тут замешана ИРА?

— Это возможно и в то же время невозможно, — сказал Ребус. — У нас тут нет ничего, что могло бы заинтересовать вооруженные формирования.

— У нас есть Эдинбургский замок, дворец Холируд, фестиваль…

— В этом есть резон.

Они обернулись на голос. В свете фонаря стояли два человека. Ребус их не знал. Когда они подошли поближе, Ребус смог получше их разглядеть. Тот, чей голос они слышали, был немного моложе второго, говорил с английским акцентом и своим видом напоминал лондонского копа. Руки засунуты в карманы брюк, и налет некоего превосходства в каждом жесте. А кроме того, он, конечно, носил старые джинсы и черную кожаную куртку на манер пилотской. У него были коротко стриженные каштановые волосы, смазанные гелем, и тяжелое, испещренное оспинами лицо. Возраст между тридцатью пятью и сорока, но выглядел он на сорок с гаком и, судя по всему, имел проблемы с сердцем. Он смотрел на них пронзительно-голубыми глазами, взгляд которых мог выдержать не каждый. Он почти не моргал, словно не хотел пропустить ни мига представления.

Второй, лет под пятьдесят, был хорошо сложен и крепок, с красивой головой и здоровым цветом лица, и седина только-только начала серебрить его виски. Похоже, бриться ему приходилось два, а то и три раза в день. На нем был темно-синий костюм, словно только что снятый с портновского манекена. На губах улыбка.

— Инспектор Ребус?

— Он самый.

— Старший инспектор Килпатрик.

Ребус, конечно, слышал это имя. И теперь было занятно приставить к этому имени и лицо. Если Ребус не ошибался, Килпатрик все еще служил в ШОБОПе — Шотландском отделе по борьбе с организованной преступностью.

— Я полагал, что вы работаете на Стюарт-стрит,[13]сэр, — сказал Ребус, обмениваясь с ним рукопожатием.

— Я приехал из Глазго несколько месяцев назад и теперь возглавляю подразделение в Эдинбурге. Не думаю, что эта новость попала на первые полосы газет.

Ребус кивнул. Отдел по борьбе с организованной преступностью расследовал серьезные дела, когда необходимо объединять усилия разных ведомств. Их главной мишенью был наркобизнес. Во всяком случае, раньше. Ребус знал тех, кого в свое время откомандировали в ОБОП. Человек служил года три-четыре, потом его списывали, хотел он этого или нет, и он возвращался — заскорузлый, как вчерашний бекон.

— А это инспектор Абернети из Особого отдела. Он приехал к нам аж из самого Лондона, — представил своего спутника Килпатрик.

— За это полагается конфетка, — сказал Ребус.

— У меня дед шотландец, — сообщил Абернети, пожимая Ребусу руку и игнорируя шутку. Ребус представил Холмса и Кларк — когда та вернулась с экскурсии. По ее раскрасневшимся щекам Ребус понял, что на обратном пути назад кто-то попытался заигрывать с ней. Он решил вычеркнуть из списка подозреваемых мистера Блэр-Фиша, но все прочие в нем остались.

— Ну, — сказал наконец Абернети, потирая руки, — где тут ваша бойня?

— Лавка мясника, если быть точным, — сообщил мистер Блэр-Фиш.

— Я знаю, что говорю, — сказал Абернети.

Мистер Блэр-Фиш повел его за собой, а Килпатрик немного задержал Ребуса.

— Слушайте, — прошептал он, — мне этот тип нужен здесь не больше, чем вам, но чем сдержаннее мы будем себя вести, тем скорее избавимся от него. Договорились?

— Да, сэр.

Килпатрик говорил с акцентом, типичным для жителя Глазго, и даже когда понижал голос до шепота, умудрялся сильно гнусавить и при этом сохранять подчеркнутую ироничность и уверенность в том, что Глазго — пуп земли. И еще жители Глазго вечно лезут в бутылку, но, кажется, Килпатрик не принадлежал к этой породе.