Книга Гора мертвецов - Эльфрида Елинек

Входит молодая мать — деревенская официантка с пивными кружками на подносе и связывает мертвых альпинистов, пока чирлидеры продолжают свои упражнения под типичную фоновую музыку, как в торговых центрах.

Молодая мать

Подпишите нашу народную инициативу[13]в поддержку окружающей среды, которую мы полностью очистили! Среди многих народов, желанных для тех, кто хотят однажды тоже стать привлекательными, мы — одни из первых. И мы еще не погасили даже половины нашего долга перед историей. Наши национальные костюмы тоже еще почти новые, они накрахмалены до хруста, и мы опять нравимся только себе! Разряженные, как коровы, победившие на выставке, мы появляемся рано поутру на наших горных дорогах и даем любоваться собой. Чистая природа, живущая тем, что она никогда не меняется. Родина. Эти чужие люди — чужие, потому что они в пути. Они идут впереди нас. Они не блуждают вокруг, их притягивают наши полки, полные знаков качества, которые, как они думают, пригодились бы и им. Чтобы зеркала, наконец, впустили их и, так как товар кокетничает и ломается, снова выбросили обратно в воду. Но мы! Мы живем только нашей собственностью. В поисках нас они оседают здесь, но всегда остаются странниками. Они не станут нами! Уж мы позаботимся об этом! Они обязаны идти дальше, однако они ищут нас и всегда только себя в нас. Они — странники, только потому, что у них есть цель. Цель — быть не дома. Подпишите, чтобы мы тоже могли оставаться в себе, ведь тут милее всего. Чужаки делают нашу работу, и однажды все будет принадлежать им. Они становятся дерзкими и получают ранения лица. Ранения истории. Мы запираем их на шоколадный засов. Мы принимаем солнечные ванны, а в это время люди ходят в магазины и битую сотню раз спрашивают нас. Но между тем, мы снаружи, на свежем воздухе. Солнце восходит, это избавляет нас от необходимости объяснять, что же мы до сих пор делали здесь. Ведь люди на ходулях и протезах уже видят, что однажды мы снова овладели своей собственностью. На этом мы и наши товарищи по команде сидим охотнее, чем на наших половых органах, слишком скользких для этого. Что мы собрали наши окрестности в сельскохозяйственных кооперативах, как сыр. Мы пахнем собой. Что мы оберегаем наши тайны, словно наши упитанные стада, из которых уже течет типографская краска, еще прежде, чем они смогут появиться в цветном каталоге скота в домашнем очаге. Мы близки себе, мы составляем одно целое. Возвращаясь домой, мы беспрестанно идем вперед. И наше возвращение домой уступает, когда мы отказываем в нем другим. Мы поднимаемся над собой и становимся горой. Нас нельзя прослушать, мы давно провозглашаем себя специальным предложением, но нам нечего дать в придачу. Даже наши воспоминания, как корабли, пришвартованы к нам. Увы, кто-то отвязал их от колышка, нам следовало бы присматривать за своим прошлым, которое до сих пор хранилось как провиант. Нам следовало бы отправиться в него, ведь мы же знаем о чем-то темном, о тех вечных сумерках, что водятся за нами и гнетут нас. И при этом уже давно нет никого более готового, чем мы! Изолированы, но открыты миру. Мы идем на улицу, но нам никто не мил. Мигом обратно в дом! Это было бы пустое, унылое хранилище, если бы у нас не было окружающей его Природы. Родина. Ничто из наших владений не имеет права исчезнуть, и в первую очередь — здоровье. А природа — прежде чем мы предоставим возможность пожить в ней чужакам, мы лучше поживем сами. Да, только чужаки пробудили в нас потребность жить! Как хорошо, что мы были хорошо оснащены. Мы ничего не отдаем. Мы беспрестанно возвращаемся домой, где нам могут заменить все, даже наши зубы. И только лишь в этом возвращении домой мы снова и снова узнаем, что мы сидели в засаде по соседству и сейчас, задыхаясь от ярости, придем в себя. Какой приятный сюрприз: мы достались себе в собственность! Вещевая лотерея, в которую мы всегда выигрываем. Другим еще надо поучиться у нас! У нас пропадает слух и речь. Мы рассудительно молчим о своем прошлом, поэтому нас и нельзя из него исключить. Нас можно поставить куда угодно, смещения сзади не последует. Потому что там ничего нет, и никогда не было! Мы выиграли совершенно правильно, а теперь хватаем всякую всячину со стеллажа, утешительные призы, которые не могут утешить. Цветные карандаши, моющие средства, пробные товары. А это великое время тащит нас, но мы не идем. История спокойна. Она натянута на нас, как наволочка, и душит под своим рисунком в цветочек. Мы честны, потому что остаемся спокойными и ждем, пока кто-нибудь не подойдет к нам поближе. Тогда мы обрушиваемся на себя, как удар дубины. Под ударами грозы мы стали клеймом, поставленным на ландшафте. Дома в районах затопления. Беременности без консультаций, под кровом церквей из минеральной ваты. Но все-таки мы живем здесь. Все же мы, наверное, еще узнаем наши следы за нами! И здесь они кончаются. Здесь обрывается время, здесь мы путешествуем, только чтобы вернуться. Однако сюда никому не позволено прийти, чтобы остаться. Наши сыновья — это мы сами, домашние и вместе с тем вечно возвращающиеся. Тот, кто приходит, и тот, кто уже здесь. Чужаки не станут нашими соседями! Лучше мы станем для них достопримечательностями, как мебель. Мы всегда такие. Мы все-таки такие. Они должны стать друзьями, но остаться чужими. Им нужно разрешать ненадолго наклоняться перед нашим жилищем, но мы хорошо прячемся. Нам не нужно выходить, ведь мы всегда уже пришли туда, где мы и есть. С тех пор как мы удобно уселись в непреходящем, мы можем и подставить себя приходящему, и терпеливо пересиживать преходящее. Родина! Что мы только здесь! Теперь — посмотрите — теперь эти существа толпятся возле бюро регистрации прибывших! Они собираются вместе, чтобы протолкнуться к нам. Но мы собрали и заперли свои окрестности. Нет ничего тайного в прибытии чужаков, покачиваясь, приближаются их автобусы. Железные скобы креплений защелкиваются на их стоптанных пятках. Но мы, мы — наши лучшие друзья, наши собственные матери и отцы. Мы держимся исключительно открыто, словно жадные птичьи клювы. Мы освобождаем ужасные кровати, в которых мы, все еще оскорбленные, спим на змеях в ожидании, что станет светло под лежащим в тени камнем, который сейчас, в это мгновенье, перевернул идущий в тени турист. Из-под него быстро расползаются бесцветные, прозрачные черви и жуки. А мы снова — кто. Мы услужливо несем чемоданы, наше существование своеобразно, вот что мы обнаружили. Мы приятно лежим поблизости, и никто не подходит к нам.

Пожилой мужчина поднимается из обломков своего каркаса, с трудом пристегивает лыжи и начинает лыжный поход, в то время как чирлидеры и все остальные подписывают народную инициативу в поддержку чистой окружающей среды.

Пожилой мужчина:

Мы, напротив, берем слово и продолжаем. Дружелюбно лают собаки, но мы провожаем домой только себя. Отходы животного существования мы бросаем гостям. Они все время хотят вертелов с еще более сочным мясом. Однажды они точно насадят нас на металлические прутья и будут брызгать слюной. Тогда, став сильнее во много раз, поднимется гость, которого мы еще недавно так любезно сопровождали. Он не вчера родился! Он входит в трактир только чтобы сэкономить. Так нужно сэкономить на нем напоследок. Его ступни еще вздрагивают во сне, он оставил глаза открытыми, чтобы в своем сне собрать еще немного новых впечатлений. Границы теперь тоже открыты — это наши прорези для вмешательства, но наше варенье, защищенное от любого нападения, закатано в лопающиеся банки. И каждому у нас хлеб-соль. Мы открыли для него наше мероприятие, мы — его праздник. Он — желанный гость. Он движется сквозь сумерки. Его самый верный соратник не бежит в радостном воодушевлении перед ним или рядом с ним, он гудит непосредственно под ним. Он не обращает внимания на своих неласковых наездников: «У меня всякие бывают!», — тихо ворчит мотор. И своим безостановочным движением он окончательно исключает всякую возможность присутствия. А его перспектива — бесперспективна! Он вырывается из ужаса кровавых конечностей на автобане, все еще видя смерть. Свой разодранный чемодан он аккуратно ставит перед собой. Он радуется живописной местности. Вдруг все останавливается. Доверчиво присоединяются любопытные — беспомощные, любящие животных существа. Так как теперь все возможно, любой разговор, любой взгляд в дальние дали, любое движение в увиденное, чужаки попались нам на пользу в ловушку своего желания остаться, которое никогда не станет присутствием. Они просто здесь и смотрят на нас снизу вверх. Небо над нами тоже охотно волнуется, и они валят к нам, как нескончаемая привычная напасть. Наши официантки жалеют о времени, бессмысленно потраченном на сношения. Они стоят большего. Гость не знает нас. Едва оказавшись здесь, он тоже сразу же попадает в ловушку воспоминаний о своем присутствии здесь. Он предоставляет нам память о нас, потому что мы еще совсем не знакомы с самими собой. Мы живем в его слайдах, в его видеосъемках и фотоснимках. Но в то же время он собирает для нас урожай облаков с неба и света с вершины горы. Ничто не убывает, но Ничто прибывает. Чужак берет у нас только то, что никогда нам не принадлежало, ведь мы продаем ему любовную связь с нами, и нам не придется об этом жалеть. Родным кажется то, что никогда не станет родиной. А они, те, кто прежде не могли выйти за пределы своего домашнего мира, они смотрят на нас с благодарностью — весьма ощутимые существа для нашего процветания. К завтраку мы великодушно бросаем им на стол порции масла и пакеты из мелованной бумаги. И еще больше пустых милованных пакетов в мусорные ведра. Желанная одежда непринужденно появляется в сенсационных витринах. Дополнять себя проклятьями в адрес низвергающейся грозы они не решаются. Они надо всем смеются и навязчиво выставляют себя напоказ. На этот раз они не зря радуются! Музыка защелкивает на них наручники и их ручники. Они отказались от своих взглядов, и вместо них теперь появились очень тесные, горячо сшитые костюмы. Огнеупорный материал Европы медленно подходит к концу. Они принимают нас с благодарностью, чтобы породниться с нами, быть изгнанными к нам. Мы понастроили вплотную к опушке леса беседок-грибков для них. Ягоды и насекомые хранят желанное безмолвие, прерываемое только аппаратами, с помощью которых мы даем справки о нас и прилегающей зоне отдыха и сохранения, чтобы они не ехали дальше, а оставались. Наконец-то мы добились от Природы свежеотжатых продуктов для мытья и мотовства! Мал золотник, да вонюч.[14]Дома сидят лишь немногие. Так просто, тупо пялятся на свой внешний вид. С двухтактной бестактностью все быстрее приезжают другие. Сомнений не возникает. В воздухе только птицы. На земле — животные, которых мы временно оставляем жить и клиенты гостиниц, которым желаем долгих лет жизни. Крестьянские праздники сплавляют нас с ними, вот так, теперь они уже достаточно сильно привязаны к нам, им же было позволено заглянуть в нашу семейную жизнь! Мы с открытой душой приходим днем, снимаем обувь и ступаем на землю. А теперь освободите, пожалуйста, места для возлюбленных ближних наших! Это мы перестелили постели, они липнут, чтобы мы все могли еще немножечко побыть вместе. Так уютно. Из-под наших приподнятых бровей поблескивает мир, и мы выглядим чрезвычайно уместно и современно. Да-да, мы такие, и оправдываем свою ценность! Отплатите нам за это! Только не стесняйтесь! Мы всегда к Вашим услугам!