Книга Северная Граница - Феликс В. Крес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет! — громче повторил он. — Во имя Шерни, ну почему мои подчиненные постоянно пытаются быть умнее меня! Дружеским отношениям здесь не место. Иди спать, Тереза, скоро ночь, ночью ты можешь понадобиться. Все, я сказал!
Он встал.
Тереза не обладала таким чутьем, как Рават, и, как это обычно бывает, не в силах была принять от вышестоящего начальника то, что сама навязывала своим подчиненным. А потому продолжала спорить:
— Я возьму хотя бы человек десять, отберу лучших лошадей. Ведь осталось же еще хоть сколько-то на заставе? Хотя бы несколько?
— Спать.
— Если я отправлюсь сейчас… — повысила голос она.
Он вышел из-за стола и схватил ее за офицерский мундир.
— Еще слово, и я его с тебя сдеру, — предупредил он с яростью, какой она никак не ожидала. — Будешь чистить конюшни или помогать на кухне… Прежде чем в Алькаве рассмотрят твою жалобу, причем сомневаюсь, что исход будет для тебя положительным, пройдет два месяца. Все это время ты будешь убирать конское дерьмо… или готовить, насколько я тебя знаю, нечто примерно такого же вида и запаха… Подумай. И никто не даст тебе резвиться в степи.
Тереза снова похорошела. Вырвавшись, она повернулась и вышла. Дверь хлопнула так, что затряслись стены.
Амбеген чуть было не бросился следом, но сдержался, только скрипнул зубами и сжал кулаки. В разговорах с подчиненными он никогда не прибегал к угрозам, и мысль о том, что его к этому вынудили, злила Амбегена еще больше. Он медленно вернулся к столу, сел, опершись локтями на крышку, и сильно растер лицо.
Он был громбелардцем. Каждый, кто серьезно думал о военной карьере, рано или поздно должен был попасть сюда, на Северную Границу. Империя охватывала весь Шерер и, кроме алерцев, не имела никаких внешних врагов. Служба в провинциях большей частью состояла в патрулировании городских улиц… В Громбеларде гонялись за горными разбойниками, на Просторах морская стража преследовала пиратские корабли, в центральном Армекте порой окружали банду Всадников Равнин… Но настоящая война шла только здесь, и каждый, кто мечтал добиться чего-то большего, нежели звание сотника легиона, должен был провести несколько лет на пограничье. Для армектанца это, возможно, не столь тяжко. Но громбелардцу сначала приходилось выучить невероятно сложный армектанский язык, поскольку Кону — его упрощенной версии, распространенной по всей Вечной Империи, — здесь было недостаточно. Потом еще нужно было вникнуть в удивительные, странные, непонятные, порой противоречащие здравому смыслу обычаи и традиции этого края. К счастью, в войске почти все они касались Непостижимой Госпожи Арилоры — остальные традиции солдат отбрасывал прочь за ненадобностью, переходя из одного мира в другой (ведь война, в понимании армектанца, была «иным миром»!).
Однако сложнее всего было общаться с людьми. С армектанками и армектанцами. Дикий нрав дочерей и сынов Равнин нелегко обуздать. Частые и внезапные вспышки ярости превращали дисциплинированных офицеров и солдат в несносных скандалистов — так что либо кричи на человека, либо бей. Амбеген выбирал первое и верил, что как-то справится, хотя все больше тосковал по добросовестным надежным горцам, которых имел под началом в Громбеларде. С этими же… лучницами он вообще не знал, что делать.
Впрочем, были у этих солдат и достоинства. Как и у трудных для понимания армектанских обычаев имелись свои положительные стороны. К примеру, никто никогда не напоминал Амбегену о его происхождении, хотя всюду в Армекте Громбелард презирали… В глазах армектанцев солдат есть солдат, и никто больше. Прежде он мог быть крестьянином или князем… Но как только человек становился легионером, прежние его регалии уходили в прошлое. Воинское звание, занимаемая должность, проявленные в бою трусость или мужество — только это имело значение.
Вернувшись к себе, Тереза назло Амбегену решила, что спать ей вовсе не хочется. Она бродила по небольшим, захламленным комнатам, словно разъяренный зверь. Подсотник пеших лучников, хороший товарищ, который ей нравился и с которым она иногда спала, не дождался ответа ни на приветствие, ни на попытку завязать разговор. Наконец, подобающим образом оценив ее настроение, он встал с койки, на которой лежал, надел сапоги и вышел, за что она была ему крайне благодарна.
В деревянной кружке Тереза обнаружила вонючие мужские портянки и, окончательно взбесившись, растоптала кружку в щепки. Иногда подобным обществом она бывала сыта по горло. На заставе не предусматривалось особых удобств ни для солдат, ни для офицеров; все подсотники занимали две небольшие комнаты, из которых одна служила спальней. Никому не мешало, что женщина живет и спит вместе с мужчинами. Нагота и все связанное с телом считалось в Армекте чем-то вполне нормальным. Впрочем, даже если бы дела обстояли иначе, поступающая в легион девушка должна была знать, что к ней будут относиться как к любому другому солдату, что она не получит меньше еды, чем мужчина, но и лишней воды для мытья ей не выделят — одним словом, не будет ни особых привилегий, ни дополнительных обязанностей. То, что при наборе недоброжелательно поглядывали на замужних и девственниц, — дело другое… Тереза спокойно жила с другими подсотниками, кое с кем делила постель — все это ее нисколько не злило. Просто иногда ей хотелось побыть одной. И иметь что-то свое собственное (ту же деревянную кружку), которым не будут пользоваться эти свиньи. Особо общительной ее нельзя было назвать. Ей досаждали любой шум, гам и даже, случалось, обычные разговоры.
Тереза еще немного походила по комнате, потом отстегнула пояс с мечом, сняла мундир, за ним кольчугу, наконец, подстежку и рубашку. Так же она поступила с юбкой, полотняными чулками и сапогами, разбросав все вокруг. У нее были крепкие икры, сильные ноги и округлые, но небольшие бедра. Тереза немного постояла, почти бездумно почесывая влажные черные волосы между ногами, потом поскребла под мышкой. Она была грязная и потная, у нее все свербело, и она мечтала о приличной бане. Однако усталость взяла свое, и она отложила мытье на вечер. Нашла свежую рубашку и, надев ее, устроилась на неудобной койке, скрестив ноги, положив руки на колени и опершись спиной и головой о стену. Нахмурившись и прикусив губу, она погрузилась в размышления.
На такой заставе, как Эрва, хватало места всего лишь для пяти офицеров. Кроме коменданта — заместитель с жалованьем подсотника (даже если он сотник, как Рават) плюс трое подсотников, приписанных к подразделениям конницы, щитоносцев и пеших лучников. Кто-то из этих троих всегда являлся номинальным командиром — в зависимости от того, к какому роду войск принадлежит заместитель коменданта. Если к коннице, то он, как правило, брал в поход конных лучников. Подсотник, формально командующий конницей, даже если его и сопровождал, мало что мог поделать. Но обычно этот несчастный оставался на заставе, командуя какой-нибудь дюжиной всадников, необходимых для постоянной патрульной службы… Неблагодарная, собачья работа.
Заместителем Амбегена являлся Рават. А она была как раз таким бесполезным командиром легкой конницы.
Тереза терпеть не могла Равата. Она мечтала о сокрушительном поражении, понесенном этим высокомерным, самоуверенным дурнем, который не замечал в ней ни превосходного солдата, ни товарища по службе, ни женщины, ни… Он вообще ее не замечал! Казалось, для него она всего лишь воздух, притом воздух дурнопахнущий, ибо Рават избегал ее как только мог! Вот бы он, наконец, проиграл какое-нибудь из своих сражений, понес бессмысленные потери, а потом вернулся, чтобы рассказать, как его взгрели! Тереза погрузилась в мечты, представляя себе это мгновение. Она мысленно подбирала слова, к которым ему пришлось бы прибегнуть при составлении рапорта, и где-то внизу живота возникло горячее, сильное чувство блаженства, граничащего со сладострастием. Вот бы он проиграл… оказался побежденным! Побитым, униженным…