Книга Розовый коттедж - Мэри Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это могло потерпеть. Во всяком случае, у меня появилось сильное подозрение, что бабушка увезла ключ с собой в Стратбег и совсем про него забыла. Такую мелочь она могла засунуть в какой-нибудь карман своей огромной сумки, которую она называла дамской сумочкой и где лежало все, начиная с кошелька и необходимых документов, как-то: продовольственные карточки и удостоверение личности, и кончая ее таблетками, очками, вязанием, молитвенником и прочими необходимыми ей вещами.
Я взяла свой портплед и открыла дверь напротив камина, которая выходила на крутую внутреннюю лесенку.
Мои шаги гулко отдавались на непокрытых ковром досках. Наверху была небольшая площадка, где стояли любимые бабушкины часы: небольшие, в длинном футляре, как раз такие, которые и называют «бабушкиными часами». Я помнила их благозвучный звон, перемежавший долгие дни моего детства. «Надо их завести, прежде чем лягу спать», — подумала я.
Моя комната, конечно, тоже уменьшилась. Два шага от двери до железной кровати, стоявшей у стены. Три от кровати до окошка, утопленного в нише под скатом потолка. Трудно поверить, что когда-то мы делили эту комнатку с мамой. Это была ее спальня, пока не появилась тетя Бетси: тогда я переехала к маме, а бабушка, поселив тетю Бетси в большую из двух передних комнат, заняла мою маленькую заднюю комнатку.
Я поставила портплед и подошла к окну. Мне пришлось нагнуться, чтобы взглянуть в него. В нише стоял табурет, я встала на него на колени, открыла окно и выглянула наружу.
За садом с буйными зарослями розовых кустов ничего не изменилось. Ручей, в этом месте широкий и спокойный, убегал под мостик. Ивы и шиповник, аронник и калужница, тихое воркование вяхиря в вязах.
Кто-то шел по мосту к воротам сада.
Я хорошо знала эту женщину: это была моя крестная и мамина подруга миссис Паскоу, которая часто помогала в Холле, когда там были гости. Я подумала, что она чуть старше Лилиас и приближается к пятидесяти; основательная спокойная женщина, которая никогда не суетилась и не поднимала шума — ценное качество для нервной работы на переполненной кухне.
Я спустилась отворить ей дверь.
— Тетушка Энни! Как приятно тебя видеть! — Мы тепло обнялись. — Заходи же! И спасибо за приготовления к моему приезду. Я уже попила чаю — большое тебе за него спасибо, но чайник недолго подогреть, если ты хочешь выпить со мной чашечку…
— Нет, милая, нет. Мне скоро надо домой. Я просто зашла убедиться, что ты доехала. Я так и подумала, что ты приедешь на этом поезде. Ну, — с этими словами она проследовала за мной на кухню, — дай-ка взглянуть на тебя. Хорошо выглядишь, Кэй-ти. Ты слегка изменилась, но сколько же лет прошло? Шесть? Семь?
— Боюсь, уже почти семь, но ты сама нисколько не изменилась. Ни на день не постарела! Как дядя Джим? А Дэйви? — Дэйви был их сын, мой ровесник, мы с ним учились в одном классе и в деревенской школе, и в средней.
— С ними все хорошо, ничего им не делается. Но что с твоей бабушкой? Судя по голосу, она прихворнула?
— Насколько я понимаю, довольно серьезно: простуда и что-то с желудком. Ее забрали в больницу, чтобы вылечить и сделать анализы, но результатов еще не было, когда я уезжала на юг. Она звонила тебе из больницы? Теперь она дома, но пока лежит в постели. Ты не присядешь?
— Спасибо, но я всего на минутку. Я зашла узнать, все ли у тебя есть.
— Все прекрасно, спасибо. На сегодня еды у меня хватит, а завтра я пойду в деревню. Спасибо за чай и молоко — бабушка говорила мне, что ты приходишь сюда прибраться, но было так приятно обнаружить здесь порядок! И не подумаешь, что отсюда уезжали! Надеюсь, здесь было не очень грязно?
— Не очень. Я заходила сюда раз в месяц проветрить дом, чтобы сырости не было, так что работы понадобилось немного: выгнала на улицу несколько пауков да вымела штукатурку, осыпавшуюся возле камина. Но беспокоиться не стоит, видно, что потолок держится хорошо.
Я взглянула туда, куда она показывала, но подумала не о потолке. Я вспомнила о штукатурке, ободранной со стены под «Незримым Гостем». Скорее всего, она не поднимала рамку и не видела его. Но возможно — что менее приятно — штукатурку отбили в течение тех трех или четырех недель с момента, когда она последний раз приходила проветрить коттедж…
— На сколько ты рассчитываешь здесь остаться?
— Что? Извини. Да ненадолго, только чтобы успеть разобрать бабушкины вещи и упаковать те, которые ей нужны. Я думаю, ты знаешь, что она решила остаться в Стратбеге? Сомневаюсь, что она когда-либо вернется сюда.
— Она сказала немного, но я так и подумала.
Полагаю, там она чувствует себя как дома. Ну да ладно. Послушай, милая, а можно я передумаю? Я, пожалуй, выпью чашечку, если ты составишь мне компанию.
За свежезаваренным чаем я рассказала ей про новый бабушкин дом в Стратбеге и про мебель, которую надо было отослать на север. Она уже кое-что слышала от бабушки и обдумала дело со своим мужем.
Мистер Паскоу знал в Сандерленде хорошую транспортную фирму, которая могла бы все перевезти, сказала тетя Энни, а она и Дэйви, когда тот сможет, помогли бы мне со сборами.
— Они сейчас работают в Холле, не так ли? Леди Брэндон сказала мне, что Семья оставила несколько комнат для себя.
— Верно. Это будет уютное гнездышко — когда его закончат, и будет славно снова увидеть их здесь. Тодхолл уже не тот — без Семьи. До нас дошло, что сэр Джеймс не очень-то хочет возвращаться, но миледи всегда любила эти места, и, думаю, мисс Марджери приедет сюда с детьми.
— Ты что-нибудь слышала о планах насчет Розового коттеджа?
Нет, она не слышала. Приглашенная из Дарлингтона фирма-подрядчик должна была выполнить основную работу, но Брэндоны поставили условием, чтобы местных тоже нанимали, когда только возможно.
— Само собой разумеется, — заметила миссис Паскоу, — что никто не знает о старом доме и его устройстве больше, чем мой Джим, а когда дело касается водопровода, никто не справится лучше Питера Бриджстока.
Она поставила чашку:
— А как ты поживаешь? Мне надо было сразу сказать: я очень сочувствовала твоему горю, да и все мы. Твой муж был летчиком, так?
— Да. Летал на бомбардировщиках. Ему оставалось только четыре вылета. Ладно, было и прошло. Мне кажется, это случилось так давно. Мы были женаты недолго, но были тогда счастливы.
— Ужасно. Мы так за тебя переживали! Но твоя бабушка сказала, что муж кое-что оставил тебе — и прилично? Хоть это хорошо. Ты теперь живешь в Лондоне и у тебя неплохая работа?
— Да. Мне ее предложила подруга, и это приятная работа — в большом питомнике. Платят не очень много, но мне нравится, ведь важно только это.
— Так ты, значит, не собираешься вернуться в школу?
— Нет. Мне не нравилось там работать, но надо же что-нибудь делать?
Я умолкла. Я никогда, даже в глубине души, я не желала признавать ту пустоту, которую смерть Джона оставила в моей жизни. С браком пришло чувство сопричастности, планы на будущее, ощущение подлинности существования. Насытилось нечто первобытное, что есть в каждой женщине — потребность в собственной теплой пещере и семье вокруг огня. Смерть Джона не просто причинила мне боль, она вышвырнула меня обратно — в мир, в котором приходится одиноко следовать своим путем, не зная, куда идешь.