Книга Атака неудачника - Андрей Стерхов

Варвара кивнула:

— Немного.

Я предусмотрительно спрятал в карман окровавленную салфетку и только после этого ответил:

— Золотой я.

— Золотой — это круто, — тоном знатока произнесла Варвара. — Маг, Поэт и Воин — это очень-очень круто. А у нас в Ебурге трутся два серебряных. Был ещё и медный, в районе Синих Камней жил, но один питерский Охотник из клана Брро его ещё при Хрущёве завалил.

— Бывает, — протянул я, а сам подумал, вот почему её не знаю — потому что приезжая. Как, собственно, и я.

— Ты сам-то из каких краёв будешь? — будто прочитав, а может, и действительно прочитав мои мысли, спросила Варвара.

— А с чего ты взяла, что не местный?

— Да так, угадала. Поди, в пещерах Зилантовой горы твоя мамка яйцо отложила?

— Чуть-чуть ты, Варвара, промазала. Не в пещерах Зилан-Тау, Змеиной горы, а в у подножий Сары-Тау, Жёлтой горы.

— Значит, не казанский, а саратовский?

— Получается, — кивнул я. — Только когда я родился, города ещё не было. Давно это было, и с тех пор многое изменилось.

— И родная гора твоя называется нынче Соколовой, — в подтверждение моих слов заметила Варвара.

— Вижу, места знакомы?

— А как же. Там же и Лысая рядом.

— Вот как. Интересно. Случаются, значит, весёлые ночи на Лысой горе?

— Ну да. Не регулярно, но иногда на шабаш выбираюсь.

— Завидую.

Ведьма прищурилась:

— Что, тянет на родину-то?

— Редко, — ответил я предельно честно, после чего признался: — Но сильно.

— А сюда, в Сибирь, какая напасть тебя закинула?

Этот вопрос был вторжением в запретную зону, и я ответил уклончиво:

— Судьба.

Было видно, что ведьму мой ответ устроил не совсем, точнее — совсем не устроил, но славе Силе к тому времени Боря уже наполнил разбросанные по столу рюмки. Само собой разумеется, со свойственной ему щедростью, что означает — с горкой.

— Что отмечаем? — спросил я, принимая стопку.

Молотобоец подмигнул мне и показал на Ирму:

— Вот у этой чудесной, я бы даже сказал прелестной, девушки сегодня Тринадцатый день.

Это означало только то, что означало: двенадцать дней назад барышня по имени Ирма (которую до этого, бьюсь об заклад, звали как-то иначе) прошла обряд первой ступени посвящения и по прошествии отмеренного срока не отказалась от решения стать ведьмой. Проще говоря, прошла точку возврата. После заката ещё могла опрокинуть память, с рассветом лишилась такой возможности. Причём, лишилась навсегда.

Что можно на этот счёт сказать? Только сакраментальное: каждый в своём праве. Или ничего.

— Поздравляю, — кинул я новоявленной ведьме и не столько из интереса, сколько для поддержания светской беседы обратился к старой: — А ты, Варвара, надо понимать, её наставница?

Та замотала головой:

— Нет-нет, я лишь родственница. Дальняя. Прилетала на Ночь Инициации, да вот задержалась. Город ваш — омут.

— Это точно, — согласился я с такой лестной оценкой. — У нас, что не топь, то трясина. — После чего обратился к Боре: — Дай угадаю. Был на Инициации наблюдателем от Поста? Так?

Молотобоец, сумевший накануне совместить полезное с приятным — и порядок на празднике Тёмных отследить, и виновницу торжества закадрить, ничего не сказал, лишь лукаво улыбнулся.

— А наставницей у меня согласилась быть Ирида Витальевна Немоляева, — запоздало пояснила неофитка. — Знаете такую?

Я кивнул:

— Разумеется.

— И что на её счёт скажете?

— Скажу, что повезло тебе, Ирма. Слободская маковница — тётка толковая. Хорошему не научит, но и на плохое не подобьёт.

— А почему это вы её, Егор, маковницей называете?

— На то есть своя причина. Лет сто тому назад занималась отхожим промыслом, пекла медовые лепешки с маком и торговала ими в районе рабочей слободы. Оттого и прозвище такое.

Ирма хотела ещё что-то спросить, но Боря её перебил:

— Братишки-сестрёнки, хорош трепаться, продукт выдыхается. Давай, Змей Тугарин, скажи слово. Пожелай нашей новенькой чего-нибудь такого эдакого.

— Запросто, — легко согласился я. — Вставать не буду, но скажу от души.

— Давай, давай, — подбодрил меня молотобоец и сделал знак, чтобы все умолкли.

Дождавшись полной тишины за столом, я стал выдавать тост на-гора:

— Наша жизнь, Ирма, устроена таким образом, что у каждого из нас обязательно есть два неприятеля. Первый теснит нас сзади, второй преграждает путь. Хотим мы того или не хотим, но нам приходится бороться и с тем, и с этим. И вот что интересно: первый наш неприятель поддерживает нас в борьбе со вторым, поскольку хочет протолкнуть вперёд, а второй, отталкивая нас, помогает бороться с первым.

— И вечный бой, покой нам только снится, — улучив момент, ввернул Боря своё хмельное слово.

Я согласился:

— Точно, Боря, вечный. — Выдержал паузу и, обведя взглядом присутствующих, поднял рюмку над головой. — Так вот, Ирма. Желаю тебе, чтобы однажды ночью, такой ночью, темнее которой никогда до этого не было и никогда после этого не будет, ты сумела сойти с линии этого вечного боя и, став судиёю над своими союзниками-неприятелями, обрела душевный покой. Пью за это.

И потянулся к ней рюмкой.

Ирма охотно со мной чокнулась и пролепетала смущённо:

— Спасибо, Егор.

Когда все выпили до дна за небывалую ночь, молотобоец похлопал меня по плечу:

— Хорошо, братишка, сказал.

— Правда, хорошо, — простодушно поддакнула Ирма, — только я не поняла, что это за противники такие и союзники? Кого вы, Егор, имели в виду?

— По условиям жизни в этой задаче два неизвестных, — зажевав ломоть солёного груздя, процитировал я Земфиру Рамазанову.

Ирма непонимающе пожала плечами и тогда Варвара, глядя на меня с лёгкой укоризной, дескать, чего, дракон, туману-то зазря наводишь, пояснила родственнице:

— Первый наш противник, Ирма, — это добро, а второй — зло. Или наоборот. Так, дракон?

Я кивнул.

— Совершено верно. — Подумал секунду и добавил: — Или наоборот.

А тем временем Боря разлил по новой и — антракт между первой и второй — вражьи происки — предложил вновь выпить. Не просто так, разумеется, а за то, чтобы Ирма благополучно прошла порог аредовых годов. Хотя до этого было ещё о-го-го сколько, все согласились. И не замедлили.

Третий тост, как это и положено, подняли за наставницу, за Ириду Немоляеву. С появлением преемницы распахнулись для старой ведьмы врата загробной страны, теперь, если устанет, сможет упокоиться. Грех за это не выпить.