Книга Три легенды - Михаил Кликин

Би закончила доить корову, вытерла о фартук руки и поднялась, с трудом распрямив затекшую спину.

– Ей, Вигор! – крикнула она. – Не ушел еще? Молоко помоги донести!

Ей никто не ответил.

– Не слышишь, что ли?! – она наклонилась, взялась было за ведро, но тут увидела что-то в молоке, склонилась еще ниже, разглядывая и громко выругалась:

– Колдун чертов! Как есть колдун, чтоб тебя разорвало!

В молоке плавали комья. Оно скисло за считанные минуты.

Дом Ланса располагался в непосредственной близости от оврага. Каждой весной, когда талые воды сбегали с вершины холма к реке, размывая землю, осыпающаяся песком трещина подбиралась все ближе и ближе к этой избе. Именно к этому дому. И жители деревни видели в этом некий знак. Ланс, старый мастер-копейщик, служивший еще в войске Императора, видевший самого Прирожденного Повелителя, участвовавший в трех Великих Битвах, дряхлел на глазах, угасал. И тянущееся щупальце оврага словно знало это, будто ждало того момента, когда опустеет изба, чтобы наконец заползти под нее, подкопаться, обрушить оставшееся без хозяина, без защитника строение. Похоронить…

Би постучала в дверь. Постучала для приличия, поскольку знала, что Ланс глуховат, и если даже все с ним нормально, если сидит он дома и смотрит в окно, или перебирает свои старые вещи, все равно ее не услышит и не откликнется на стук. Она оглянулась на Вигора и спросила:

– Зайдешь?

– Нет. Я здесь постою. Ты иди, если что – крикни. Я подожду.

– Ладно.

Би толкнула дверь. В сенях было пусто. Лишь старое копье стояло в углу. Древко его потрескалось, наконечник заржавел. Теперь Ланс использовал свое оружие только в качестве дверного засова. Впрочем, запирать входную дверь он давно уже перестал. Кого ему было боятся в этом глухом месте, в этой деревне, где, кроме него, живут всего-то пять человек, четыре деда и пожилая женщина? Все свои…

Би нашла Ланса в комнате. Старик лежал на кровати, укрывшись серым, засаленным по краям одеялом. Седые волосы его разметались на грязной подушке. В комнате кисло пахло.

Би подошла к кровати, осторожно коснулась лежащего. Ланс открыл глаза и немигающим взглядом уставился на нее. Женщина вздрогнула. На какое-то мгновение ей показалось, что старик мертв, и распахнувшиеся глаза его тоже мертвы. Но Би сразу взяла себя в руки и строго сказала:

– Что ж ты спишь столько! Мы уж волноваться стали. И грязь у тебя какая! Прибрать бы надо.

– Чего? – Ланс высвободил из-под одеяла тонкую, в пигментных пятнах руку и приложил ковшик ладони к уху. – Чего говоришь?

– Вставай! – громко скомандывала она. – Хватит спать!

– Сейчас, сейчас, – Ланс закивал головой, но из-под одеяла не вылез. Он заерзал по кровати, чуть приподнялся на локте, слепо вглядываясь в Би, словно натужно пытаясь что-то вспомнить… И наконец произнес:

– Би! – сказал так, словно обрадовался, что нашел все-таки в закоулках памяти образ женщины, стоящей перед ним, узнал ее, вспомнил имя. – Би! – повторил он. – Что случилось?

– Да ничего. Просто ты уже сутки не показываешься из дому.

– Да? – удивился Ланс. – А я сплю вот.

– Ты ел?

– Ел, ел, – он закивал головой. – У тебя ел. Помнишь?

– Так это же давно было. Наверное проголодался?

– Нет. Есть не хочу. Поспать еще…

– Вставай. Тебе надо поесть. А я уберу у тебя. Белье постираю.

– Чего? – переспросил Ланс и улыбнулся, извиняясь за свою глухоту.

– Вставай! – приказала Би. – Я сейчас вернусь, – она вышла, чтобы не смущать старика, чтобы дать ему время вылезти из-под одеяла и одеться.

Вигор, опершись на свой неизменный посох, стоял возле крыльца и разговаривал с только что подошедшим Кречетом.

– Ну, что там? – спросили деды одновременно.

– Сейчас встанет, – ответила Би. – Все время спал, даже не ел. – Она покачала головой, вздохнула.

Кречет и Вигор переглянулись.

– Сдает старик, – негромко произнес Кречет.

– Посмотрю я на тебя в его годы, – сказала Би.

– Я столько не проживу.

– Куда ты денешься?..

– Да. Куда я денусь, – вздохнув, признал Кречет. – Но уж лучше…

– Что вы тут его жалеете? – вмешался Вигор. – Расплакались! Он еще крепкий старикан, выползет сейчас на крыльцо, воздуха свежего вздохнет, взбодрится, а вечером еще и под юбку к тебе полезет…

– Тьфу! Вам дедам всем на погост давно пора, а вы все об одном…

– Правду говорю, – продолжал Вигор. – Ланс еще тот. Притворяется он. И глухим притворяется и немощным. Плохо ли ему так? Работать не надо – ты же ему и есть приготовишь, и постираешь, и уберешь. Он еще нас всех переживет здесь. Вот я – годов на сорок его постарше буду. А еще хоть куда. Только руки нет. Что я без руки могу?..

– Ладно, – прервал его Кречет, – пойдем поглядим, как он там.

Все втроем они поднялись на крыльцо и вошли в избу.

3

Каждый вечер деды собирались дома у Би.

Ежевечерние посиделки стали привычкой, привычной потребностью. Единственное развлечение – посидеть, поговорить неторопливо, обсудить дела, вспомнить былое, позубоскалить, похвастаться болячками. Собственно, только ради вечера и проживали день старики. С самого утра деды ждали момента, когда можно будет заглянуть к Би. Припасали нехитрое угощение, готовили анекдоты, вспоминали прошлый вечер, чтобы вернуться к неоконченному разговору. Каждый выстраивал свой план. Но хозяйничала всегда Би. Только Би. И всех это устраивало, даже ворчливого Вигора.

Только Урс редко заглядывал на огонек. Его тяготила столь близкое общение со старостью. Не со стариками, нет. Именно со старостью. Ведь это она – старость – говорила устами его друзей, она жаловалась на боли в суставах, на бессонницу, на слабость, она заставляла людей вспоминать прошлое и не строить далеко идущих планов. Именно она была виновата в том, что Ланс – доблестный воин, солдат, каких мало было и каких, возможно, больше никогда не будет, превратился в горбатого, высохшего старика, глухого и подслеповатого… Пять человек соберутся вечером. Пять друзей. Но вместе с ними сядет за стол и она – главный собеседник. Старость.

Редко заходил Урс в гости к Би. Только если надо было обсудить какие-то дела. Сбор урожая, ремонт дома, подготовку к зиме. Но и тогда он стремился поскорей перейти к делу, решить все вопросы и уйти. Домой. В одиночество.

Он рано ложился спать. Ему надо было рано вставать. Он не мог позволить себе нежится в постели. Ведь этого хотела Старость.

А остальные деды сидели у Би долго.

Садилось солнце. Высыпали на небо звезды. Би зажигала лампу и сразу становилось чуть жутковато от теней в углах, и старики понижали голос, теснились, жались к лампе и друг к другу и рассказывали древние легенды. Словно детям, им нравилось пугать и пугаться, хотя в действительности, наверное, уже ничто не могло внушить им страх.