Книга Межмировая таможня - Алексей Свиридов

— Что, проблемы? — участливо поинтересовался бледный.

— Полковник, гым, наехать хочет. Проверка.

— Не бери в голову. Это решаемо. Не приедет к тебе полковник сегодня, да и завтра тоже, — заверил бледный.

— Тогда моя без проблем! — сразу заметно повеселел Кыгым. Вряд ли его радость была связана только с тем, что теперь некому будет заметить лишнего постояльца казармы — похоже, что отмена визита полковника сняла с его широких плеч гораздо более серьезные заботы.

Наверное, согласившись с предложением выделить мне «койку у Кыгыма», Ринель считала, что сделала доброе дело. Но после ночи, проведенной в тролльской казарме, я оказался вымотан еще сильнее, чем если бы просто все это время проклевал носом в конторе, рискуя сверзиться с хромоного стула. Да, койка мне была выделена — но койка тролльская. То есть обширная и прочная, но с матрасом, жестким как доска, и вдобавок к этому пахучим до невозможности. Я предпочел считать, что это запах средства от насекомых, и усилием воли заставил себя не думать о прочих возможных вариантах. Например, о том, что это могла быть… Нет! Я же сказал, что не буду об этом думать! Когда я все-таки начал засыпать, в дальнем углу казармы началась драка. Звуки гулких ударов разносились по всему спальному помещению и отражались от стен. О причинах можно было только догадываться, потому что в процессе драки участники рычали что-то исключительно на своем древнем языке. Впрочем, судя по тому, что после того как все успокоилось, на полу не осталось ни одного неподвижного тела, это была не драка, а так, возня. Через какое-то время я опять начал засыпать, и тут же был разбужен снова: рядом со мной на койку плюхнулся низкорослый, всего на голову выше меня, солдатик и, ласково ткнув пальцем под ребра (синяк получился тот еще), предложил:

— Багронг ша пуждук, гым?

Но тут же получил пинок со стороны соседней кровати, отлетел в сторону и исчез где-то в глубине казармы. Само собой, что желания «смежить сонные вежды» это мне не добавило. Да и незачем это было — через полчаса дневальный пришел будить кухонный наряд. Меня, если б я спал, он бы тоже разбудил, исключительно для того чтобы сообщить, что до подъема еще два часа и я могу не беспокоиться. Я спросил его, что такое «багронг ша пуждук», на что его рука рефлекторно дернулась, но только дернулась — дневальный оказался славным парнем и сдержал порыв. Вместо этого он вполголоса дружески сообщил, что «твоя, гым, такое говорить — твоя сильно-сильно получать морда. Или задница, тоже сильно-сильно получать. Понимать-запоминать, гым?» Я усиленно покивал и дальше лежал тихо-тихо еще часа полтора, пока не пришел Кыгым и не выставил меня из казармы вон, дав лишь умыться холодной водой. Зла на него за недолежанные полчаса таить не стоило, потому что, уже выходя в переулок, я услышал сверху дикий вопль дневального, а потом здание ощутимо содрогнулось, и к звуку голоса дневального добавился грохот бегущих ног, ругань сержантов, почему-то звон железа и прочие звуки симфонии «подъем согласно распорядку дня». Ей-ей, одних лишь звуков хватило для того, чтобы отпало всякое желание увидеть это еще и воочию, а тем более — принять личное участие.

И вот теперь, озаряемый первыми лучами солнца, я топал по пустынному переулку, волоча на плече свою «сумку провинциала». До начала моего первого полноценного рабочего дня оставалось еще часа три — а я уже хотел, чтобы он поскорее закончился.

* * *

Первые же звуки несносно-нежнейшего «Эльфийского рассвета», вкрадчиво прозвучавшие в спальне, заставили Айлэринель отреагировать мгновенно. Не просыпаясь, она изо всех сил швырнула подушку в будильник:

— Заткнись, негодяй!

Утренний дух, оскорблено замолчав, истаял, унося с собой музыку, переливы восхода, запах цветов — словом, всю композицию, которую она так не любила. Но пытаться снова заснуть было бессмысленно — после такого присниться могут только кошмары: барак, холод, пробирающий до костей, вонь и первые такты все того же «Эльфийского рассвета» — лагерная побудка… Она, обреченно вздохнув, села на кровати — всегда скверно, когда утро начинается с «Эльфийского рассвета». Тряхнув головой и кое-как сосредоточившись, Ринель прогнала с потолка звездное небо, и спальню залил неяркий солнечный свет. В общем, идея Айронда с этим пентхаусом оказалась не таким уж и бредом, вот только поймать управляющего-домового и объяснить ему, что она покинула эльфийский загородный поселок и поселилась в человеческом доме вовсе не для того, чтобы и здесь ее доставали дурные вкусы соотечественников. Пусть сменит настройку — она имеет такое же право, как и все жильцы, просыпаться от светового сигнала…

Но, собственно, раз уж проснулась — надо вставать. Контрастный душ, две-три чашки руты — и можно начинать думать о будущем. Например, об этом нескладехе, которого столичная бюрократия совершенно некстати им подложила. Вспомнив вчерашнее, Ринель поморщилась: подавая заявку на специалиста, меньше всего она рассчитывала увидеть такое… Ребята, конечно, за него заступаются, и это понятно: в конце концов, он станет ее головной болью, а не их. Ринель вздохнула и направилась умываться. Бормотунчик последовал за ней, непрерывно бубня утренние новости, начиная с обращения Президента и кончая сообщениями из горячих точек. Она на миг прислушалась, подумывая, не осветить ли зеркало, когда речь зашла о городских новостях, но, слава Звезде, вчерашний их выезд остался без комментариев в прессе. Чашка руты, тарелка жидкой каши из сухих подсахаренных лепестков солнечника с орехами, еще чашка руты… Теперь можно было отправляться на работу. Времени было достаточно, и Ринель, вместо того чтобы воспользоваться зеркальным коридором, решила проехаться по утренним улицам. Метеобюро должно было прогнать уборочные тучи уже два часа назад, и сейчас было самое приятное время — чистота, тишина, свежий воздух…

Машину ей уже почти год назад подарил Лорд, и не из лучших чувств, а с чисто утилитарной целью: чтобы она больше не трогала оперативную. Сначала изящная серебристая игрушка привела Ринель в восторг, но уже через несколько дней она всерьез жалела об отсутствии у подарка орудийных стволов или хотя бы защитно-активного контура. Кроме того, эта машина требовала не меньшего ухода, чем чистопородный равнинный скакун: и чистить надо, и протирать, и смазывать. А забудешь заправить-покормить — так вовсе не поедет. Вот и сейчас горючего осталось совсем немного — то ли хватит, то ли нет. Впрочем, заправка была по дороге, и Ринель уселась за руль.

Наиболее короткий путь лежал через Центр, но она надеялась, что в эти ранние часы пробок не будет даже на самых оживленных улицах. Она не ошиблась, движение, столь оживленное в ночные часы в этой части города, к утру прекращалось. В рассветные часы гасли огни реклам, смолкала музыка, закрывались ночные клубы, рестораны, дорогие магазины, пустели стойла и стоянки перед ними. Квартальные ветерки смели весь мусор к ямам, а легкий утренний дождь прибил пыль и освежил воздух. Скоро город проснется, а пока еще видит последний, самый сладкий сон. Ринель затормозила возле круглосуточной заправки. Два темных эльфа в форменной одежде «Терминал Энерджи», приняв талон, принялись быстро заливать горючее в бак. Им было скучно и хотелось поболтать, да и ей нужно было узнать о новом моторном масле, вчера попавшемся в каталоге ввоза. Однако заговорить они так и не успели. На стоянку, ревя и сигналя всем, чем можно, ворвался черный лимузин. Нарочно неприглушенная турбина свистела так, словно ее мощности хватило бы на два омнибуса — впрочем, это было вполне вероятно. Два орка в алых шелковых футболках, дружно позвякивая золотыми браслетами с колокольчиками, выскочили наружу: