Книга Дело победившей обезьяны - Хольм ван Зайчик

В сущности, даже и сам впервые вброшенный Катариной Шипигусевой факт того, что с лечебнице применялись зарубежные искусственные пиявицы, так и не был ни доказан, ни опровергнут. Но разве это важно, когда речь идет не о научном диспуте, где на первое место ставится точность фактов, а о столкновении пылких чувств, коим недостоверность отнюдь не помеха!

Чувства, однако, вскипели не у многих. Большинство, прознав о случившемся, конечно, пообсуждало на досуге и пиявиц, и Крякутного, попримеряло за чашечкой чаю-кофею на себя тот или иной вариант его поведения, — как без того? — по и только. Кто-то, верно, согласился в сердце своем с Крякутпым, кто-то – нет… И дело с концом. Принял человек решение свое – и Господь ему судья. Человекоохранители с делом справились – и слава Богу. Ордусь пиявками не возьмешь.

Но нашлись и иные, числом малые – из тех, наверное, кто вообще более всего на свете любит других судить и вообще живет по завету «чужую беду рукой разведу». Проблемы, над коими специалисты бьются годами и десятилетиями, они единым махом решают в полминуты и очень обижаются, даже гневаются, когда их советам отказываются следовать. То, что продолжение исследований Крякутного могло бы привести, например, к созданию нового оружия ужасного, взбудоражило их до крайности.

Сначала появилась в имевшей хождение по всему улусу газете “Небесная истина” огромная статья, озаглавленная ярко, хлестко и так, что, в общем, дальше и читать незачем, суть ясна сразу – “Осторожность? Нет, подлость! Личный выбор? Нет, измена Родине!”.

Единственное, в чем нуждаются подобные лозунги, будучи произнесены, — это в подстановке конкретной фамилии, чтобы всем, а не только посвященным, ясно стало, кто именно обвиняется. Статья не оставляла сомнений в том, что и подлость, и измену совершил Крякутной. “На ту пору, как заокеанские поединщики наши куют небось пиявицу грозную, — возвышал гневный голос Симеон Гуковани, автор статьи, — великий на словах генетик наш – это еще проверить надо, для кого и в каких таких вопросах он был великий! — в Логу своем, середь капусты отсиживается и фигу в кармане Отчизне кажет…”

Богдан припомнил целеустремленного, деловитого Дэдлиба, о совместной с коим борьбе против злоумных международных преступников сохранил, несмотря на всю ее краткость, самые приятные воспоминания, — и вздохнул.

Да вспомнить хоть славного Люлю!

Впрочем, он нихонец, стало быть, — почти что свой…

А Юллиус?

Поединщики, поди ж ты!

А Крякутному каково? Он-то уж никак не заокеанский – а ругателям и горюшка нету!

Следующие номера “Истины” и связанных с нею сетевых и бумажных изданий были заполнены обнародованиями негодующих писем двух-трех десятков читателей в адрес Крякутного (один даже грозился плюнуть в его сторону, а другой – перестать покупать его капусту), а также обобщающими статьями, так и этак мусолившими богатые мысли первой.

Однако не прошло и седмицы, как в столь же читаемой газете “Новая небесная истина” вышла не менее громкая и объемная статья под названием: “Предатель? Нет, святой!”

“Если принципиально попытаться сохранить хотя бы на йоту объективности, — как-то несколько по-варварски сообщалось в статье, — то оценка не потерпит ни малейшего дуализма и плюрализма. Мы со всей несомненностью поймем, что секвестр исследований был для Крякутного актом высочайшего гражданского мужества и самопожертвования, так как ученый отдал себе недвусмысленный отчет в том, что Ордусь и без того уже чрезмерно, пугающе велика и мощна относительно всего мирового сообщества и явственно нуждается в сокращении если не территории и не народонаселения, — хотя и эти сокращения, мы уверены, лишь порадовали бы всех наших соседей! — но по меньшей мере своего научного потенциала. Такое сокращение никоим образом не может повредить Ордуси, но, напротив, в конечном счете укрепит и гуманизирует ее внешние сношения – а следовательно, пойдет именно ей, Ордуси, в конечном счете когда-нибудь на пользу. Мученик, однако, прекрасно понимал, как отнесутся к его подвигу во имя человечества наши эрготоусные патриоты…”

Богдан вздохнул сызнова.

Сия статья также потянула за собою череду писем в редакцию – правда, на сей раз сочувственных, поощряющих и подчас даже весьма слезливых; а несколько чрезмерно отзывчивых и нигде не работающих молодых людей, не очень разобравшись, в чем, собственно, дело, в течение двух-трех дней бродили, согреваясь пивком, кругом некоторых капустных лавок на центральных рынках Мосыкэ – они называли свое праздношатание варварским словом “пикетирование”, — имея в руках своих лозунги “Свободу зеленным ларькам Крякутного!” и “Руки прочь от капусты мученика!”.

Однако в массе своей ордусяне поразительно мало внимания обратили на эту яростную схватку. Крепка оказалась их вера в то, что, с одной стороны, Ордуси ничего совсем уж гибельного грозить не может, а с другой – что не может и человек быть таким уж неразбавленным негодяем. Как сказала накануне Фирузе, вспомнил Богдан благоговейно и нежно, лишней боли ты мне не доставишь, а неизбежная – неизбежна, мы в это просто верим, как во Всевышнего…

Насколько мог судить теперь Богдан, наиболее распространенной реакцией на столь сущностный, казалось бы, прилюдный спор было снисходительное, несколько уже утомленное, но, в общем, совершенно беззлобное: “А, ну, это опять эти…”

Та же мысль, собственно, первым делом посетила и самого минфа. Дело в том, что газета “Небесная истина” была главным печатным изданием религиозной секты хемунису, а газета “Новая небесная истина” – главным изданием религиозной секты баку. Приверженцы обеих сосредоточивались почти безраздельно в городе Мосыкэ, и тому были исторические причины.

Чуть менее полутора веков назад великобританские варвары покорили Египет и жизнь в нем стала поспокойнее; лишь тогда в сей древней и удивительной стране наконец-то смогли начаться систематические древнекопательские изыскания. Понятно, что Египет сразу привлек множество древнекопателей – в основном, конечно, из Европы; ордусским ученым хватало собственных древностей.

В 1896 году по христианскому летосчислению близ местечка Накада, южнее города Абидоса, французский древнекопатель Амелино отрыл в раскаленных песках гробницы фараонов самой первой египетской династии, и среди оных – последнее упокоение начального царя египетского, царя-объединителя, известного еще по манефоновским спискам под именем Мины. На водруженной в специальной пазухе при саркофаге костяной табличке царь этот именовался сначала божественным именем Гор (то есть портретом сокола в профиль), а потом – определительной картинкой пониже, изображавшей в сем случае нечто не очень внятное, но явственно весьма загребущее и хватательное; оттого в исторической науке установилось для этого величайшего правителя имя Гор Хват. Сенсацию произвело мастерство похоронных дел мастеров – в саркофаге обнаружилась прекрасно сохранившаяся мумия египетского первоначальника в парадном облачении, с замечательно целым папирусом под покойно сложенными на груди руками. “Могила Мины – колыбель мировой цивилизации”, — гласили, как выяснилось чуть позже, иероглифы на папирусе.