Книга Призрак музыки - Александра Маринина

Выслушав сообщение Зарубина об Артеме Кипиани, Гмырязадумался.

– Как мальчик-то, ничего? – неопределенно спросил он.

– Хороший парень, – уверенно ответил Сергей. –Толковый и вообще очень симпатичный.

Оперативники понимали, о чем сейчас размышляет БорисВитальевич. Информация Ермилова о том, что Дударев часто бывает на книжнойярмарке в «Олимпийском», требовала, чтобы и в этой огромной толпе, помимодругих мест, выявлялись возможные связи подозреваемого. Работы навалом,а людей не хватает. И при раскрытии преступления приходитсяпридумывать разные хитрые фокусы, направленные на сокращение объема работ.Выход напрашивался сам собой: вместо того чтобы тупо искать неизвестно кого повсей Москве, проще выпустить Дударева из камеры, чем-нибудь припугнуть какследует и посмотреть, кого он побежит предупреждать об опасности.

– Борис Витальевич, – осторожно сказал Зарубин, –он почти слепой. Разве мы имеем право вовлекать его в наши дела?

– Сколько ему лет, говоришь? – вместо ответапоинтересовался следователь.

– Девятнадцать.

– Ну вот видишь, он совершеннолетний. И никто егоникуда вовлекать не собирается. Просто мы никому не скажем, что он ничего невидит, а его попросим быть внимательным и никому из посторонних не говорить освоей болезни, вот и все.

Селуянов тихонько хмыкнул. Гмыря, как и любой другойчеловек, не был лишен недостатков, но оперативники любили с ним работать,потому что Борис Витальевич в прошлом сам был сыщиком и понимал проблемырозыскников. Более того, он в отличие от многих следователей частенько шел нанарушения закона, не грубые, конечно, и не наносящие ущерба правосудию.

– Надо с родителями Артема поговорить, – предложилСергей.

– Тоже правильно, – кивнул Гмыря. – Как говорится,для поддержки штанов. Но вообще-то, ребятки, об этом распространяться неследует. Узнают – по головке не погладят.

– Понял, не дурак, – весело откликнулся Селуянов.

– Кстати, я слышал, Каменская вернулась, – неожиданносказал следователь. – Это правда?

– Истинный крест.

– Ты можешь попросить ее, чтобы она сходила к родителямэтого парня?

– Да я сам могу сходить, труд невелик, – удивленноответил Селуянов.

– Ага, ты сходишь. С тобой даже разговаривать нестанут, как посмотрят на твою дурашливую физиономию. И Серегу нельзя засылать,молодой он еще, не сможет правильно построить разговор, если они упиратьсяначнут. А Каменская их уговорит. И потом, там же, как я понял,какой-то музыкальный вопрос, ни ты, ни Зарубин в этом ничего не понимаете, а ятем более. Зато Анастасия ваша – дамочка музыкальная, это я еще по делу АлиныВазнис помню. Она тогда с оперными либретто разбиралась.

– Нет проблем, Борис Витальевич, только вы бы сами позвонилинашему начальству, а? Моя просьба для Аськи – так, сотрясание воздуха.А вот ежели ей начальство прикажет, то она все сделает.

– Позвоню. Кто у вас там на месте сейчас?

– Коротков.

– Кто?!

Селуянов с трудом сдержал смех. Никто и ничто на свете немогло заставить его перестать шутить и веселиться, разыгрывать своихколлег или просто подначивать их. И непередаваемым удовольствием для негобыло в этот момент видеть, как исполненный собственной важности следовательГмыря будет стоять перед необходимостью обращаться с просьбой к Юрке Короткову,которого он столько раз гонял как мальчишку.

– Почему Коротков? – спросил Гмыря недовольно. –Что, никого из руководства отдела на месте нет?

– А он и есть руководство. Его неделю назад назначили.

– А Жерехова куда?

– На пенсию. По собственному желанию.

Борис Витальевич внезапно расхохотался и хлопнул Селуяновапо плечу.

– Ну и жук ты, Николай! Но меня не проведешь, сам таким был,когда опером работал. Хлебом не корми, дай только следователя уесть. Ладно,позвоню, корона не свалится. Как его отчество?

– Викторович, – с готовностью подсказал Селуянов.

Гмыря набрал номер и откашлялся.

– Юрий Викторович, Гмыря беспокоит. Могу обратиться спросьбой?

* * *

К Екатерине и Тенгизу Кипиани Настя решила ехать вформе. Ей отчего-то казалось, что так будет проще разговаривать. Все-таки немальчишка придет, а старший офицер.

Расчет оказался правильным, в форменных брюках, затянутых натонкой талии, и в рубашке с подполковничьими погонами Настя выгляделаодновременно необычно и привлекательно и вызывала доверие.

– Я не позволю втягивать моего сына в сомнительныемероприятия, – сразу же заявила мать Артема. – Он еще совсем ребенок.

– Он не ребенок, – тут же возразил Тенгиз. – Емууже девятнадцать лет, он совершеннолетний. Если бы не зрение, он бы сейчасслужил в армии и, вполне вероятно, находился там, где стреляют. Ему пора становитьсямужчиной.

– Да какой он мужчина! Он только-только школу закончил! Нет,нет и нет.

Екатерина казалась непреклонной, но Настя поняла, что споритона не с работником милиции и даже не с собственным мужем, а скорее сама ссобой.

– Катенька, но ведь от Артема ничего особенного нетребуется, – уговаривал Тенгиз. – Правда, Анастасия Павловна?

– Правда, – сказала Настя. – Мы не пытаемсяпривлечь вашего сына к своей работе. Мы могли бы вообще ничего вам не говорить,просто мы сочли, что будет неправильным не поставить в известность родителей.Мы только скажем подозреваемому, что его соучастника видели на местепроисшествия и есть юноша, который его запомнил и может опознать. Ни имениэтого юноши, ни тем более его адреса никому не скажут. Единственная неправда,которая будет иметь место, это утаивание информации о том, что юноша хоть и былна самом деле, но ничего не видел. И в связи с этим просьба к вашему сынубудет состоять в том, чтобы при незнакомых людях он старался не показывать, чтоплохо видит, вот и все. Я, честно говоря, никакой опасности здесь не вижу. Ноесли вы против, то я не смею настаивать.

– Нет, – снова сказала Екатерина, но, впрочем, ужесовсем нетвердо, – я боюсь за сына. Лучше мы сразу его увезем куда-нибудь.Возьмем отпуск и увезем.

– Да глупости ты говоришь! – вспылил ее муж. – Длячего мы с тобой тянули его столько лет, стараясь, чтобы Артем жил среди зрячихи вел полноценную, нормальную жизнь, какую ведут все зрячие? Для того, чтобыпри первой же сложной ситуации признать его инвалидом и спрятать под крыло? Онмужчина и должен совершать мужские поступки. Пора отпустить его от своей юбки.

– Но он же ничего не видит… – слабо сопротивлялась мать.

– Ну хорошо, давай рассуждать здраво, – вздохнулТенгиз. – Если бы он был полноценно зрячим, если бы дело касалось,например, Дениски, а не Артема, что бы ты сказала?