Книга Канонир - Юрий Корчевский

Я согласился.

— Ну, теперь — к кузнецу.

Лавка, даже скорее лавка с мастерской, оказалась в самом углу торга. Кузнец был седой, лохматый донельзя, а глаза блестели молодо.

Я объяснил и даже нарисовал писалом на вощёной дощечке, что мне требовалось.

— Мудрёно, однако сделаем. Через три дня приходи.

С торга мы ушли довольные. Меня беспокоило только то, какого качества инструменты будут. Ну, скажем, скальпель мне изготавливали и раньше — не такая уж мудрёная работа. А вот зажимы и иглы кривые — это сложно.

К моему удивлению и радости, инструменты и в самом деле оказались неплохи. Иглы с режущими кромками по всей длине, ушко с прорезью для быстрой заправки нити. Иглодержатели фиксировали иглы без проворотов и проскальзываний. Даже отполированы инструменты были на совесть.

— Это уж внук мой, Алексей, старался, ножное точило приспособил, только вместо камня — кожу бычью поставил.

Кузнец полюбовался ещё раз на инструменты, обернул их тряпицей и отдал мне.

Теперь мне нужны были нитки, которые я без труда приобрёл.

— Из-за Стены, синдские, — пояснил торговец. — Самый лучший шёлк.

Ну а уж опий для обезболивания я нашёл без проблем — торговали им в нескольких лавках наряду с другими товарами.

Теперь у меня было всё необходимое для операций, за исключением, пожалуй, кетгута. Шёлком шить хорошо, но есть у него один недостаток — он не рассасывается после операции. Для наружных швов — то, что надо: зажила рана — подрезал один кончик узла и вытащил нить. А внутри тела желателен кетгут. Это тоже нити для швов, изготавливаются из бараньих кишок, обладают замечательным свойством — через десять-пятнадцать дней после операции, в зависимости от толщины, нити рассасываются без следа. За это время ткани, края которых были стянуты кетгутом, срастаются.

Вздохнул я тяжело, да делать нечего. Надо исходить из того, что есть.

В своей комнате я положил шелковые нити в хлебное вино — так здесь называли самогон — для стерилизации. К приёму пациентов я был теперь готов, вот только самих пациентов пока ещё не было… Уж и Фёдор среди купцов возносил моё мастерство, и я на торг захаживал, предлагая свои услуги лавочникам. Никого!

Прошло две недели вынужденного ничегонеделания. Однажды вечером Фёдор пришёл домой пьяненьким. Сидя за столом, он делился городскими новостями и в конце гордо заявил, что договорился с несколькими купцами на паях нанять судно и совершить торговую поездку к османам.

Я удивился:

— Что тебя туда потянуло? Ты и языка-то их не знаешь.

— Наш товар, из Руси, хорошо берут. Раньше наши купцы по Днепру плавали, только вот как война началась с Литвою, мимо Хортицы Киевской не проплывёшь. А торговля у них на базарах ихних знатная. Всё продать и купить можно. Коли удачно продашься да назад товар редкий привезёшь, так сам-три, как не более, обернёшься.

Речи о предполагаемом барыше так и лились из уст захмелевшего Фёдора.

В голове моей мелькнула мысль, которую я тут и высказал купцу:

— Фёдор, а не возьмёшь ли меня с собою?

Фёдор удивился:

— Так у тебя же товара нету!

— Я ведь и не торговец — возьмите охранником. Всё равно нанимать будете. Лишним на судне не окажусь. А пока на земле турецкой торговать будете, я лечением займусь. Всё заработок будет.

Фёдор почесал затылок.

— Я бы и не против, только надо с пайщиками моими обсудить. Время ещё есть — через седмицу выходить надумали, чтобы к зиме, значит, обернуться.

— Вот и поговори.

Через два дня Фёдор передал мне согласие других купцов. Поскольку места на корабле было немного, и они старались взять побольше товара, каждого человека отбирали тщательно.

Быстро пролетело время до отъезда, и вот уже я стою на палубе большого ушкуя, называемого «морским». Судно может ходить не только по большим рекам, вроде Волги или Оки, но и по морю.

В скромной кормовой каюте расположились трое купцов-пайщиков, остальная команда — на палубе под навесами.

Перед отплытием с охранников, коих было четверо, взяли клятву: «Клянешься ли ты защищать жизнь мою и добро, как свои, и даёшь ли в том слово?» Так же, как и остальные, я подтвердил слово крестным знамением.

Я стоял на палубе и смотрел на берег. Плавание долгое и опасное — не столько штормами, сколько житьём в мусульманском мире и морскими разбойниками. Пусть нас и прикрывали законы, защищающие купечество, но всё же… Кто из разбойников чтит закон?

Меня вдруг одолела такая тоска-кручина, что хоть беги с корабля. Ан нельзя — слово дал.

Матросы сбросили швартовы с дубовых кнехтов, и судно стало медленно разворачиваться на Оке. Течение подхватило корабль, команда распустила паруса, и наше путешествие началось.

Через двое суток мы ошвартовались на ночёвку в Нижнем. И — снова в путь. Я узнавал знакомые места — изгибы рек, стрелку Волги и Оки. Всё-таки когда-то я здесь плавал с Сидором. Как давно это было. На меня нахлынули воспоминания о былом…

Через несколько дней мы добрались до Казани.

Раньше дотошные татары осматривали каждое проходящее судно и взимали тамгу в пользу ханства. Теперь, после взятия Казани Иваном Грозным, пошлину не платили, но и порядка стало меньше. Во времена Казанского ханства заплатил тамгу, получил пайцзу — нечто вроде охранной грамоты на медной пластинке, и плыви спокойно дальше. Имея пайцзу, купец находился под охраной авторитета хана и силы татарских законов. Горе было нарушившим их — кара настигала практически всегда, если преступивший закон не успевал укрыться гдени- будь в Литве или у казаков.

Теперь эти устои покачнулись. Татары по-мелкому пакостили русскому государю, делая набеги на приграничные русские земли, грабили и убивали купцов. Убивали затем, чтобы не оставлять свидетелей бесчинств. Земли татарские отошли под руку русского государя и заселялись русскими боярами, попавшими в опалу. Скудные были земли татарские, к слову сказать, невозможно было поднять на них сильное хозяйство. Соседи татар — башкиры — вели себя по-иному, давно признав добровольно главенство Москвы.

Охранники на судне несли постоянное дежурство, особенно усиливая бдительность по ночам, на стоянках.

Старшим у нас был Фрол. Среднего роста, сухой и жилистый, он отменно стрелял из лука — не хуже татарина. На спор он из лука с палубы сбивал пролетающую утку. Однако же саблей владел посредственно.

Двое других охранников представляли собой огромных мордоворотов с пудовыми кулачищами. Думаю, в реальном бою они умрут первыми. В схватке кулаки мало что решают, главное — хорошая реакция и умение владеть оружием. Оба увальня были туповаты, но добродушны и исполнительны. Им бы в кузне молотом махать или амбалить на пристани, таская тяжеленные мешки.