Книга Песни далекой Земли - Артур Кларк

— Если камера работает, почему она не показывает осьминога?

— Удалось разглядеть щупальце. Но оценить размеры невозможно. Мы считаем, тварь дотянулась до коллектора. Как бы она не продолжила рвать кабели.

— Боитесь, что осьминог влюбился в ваши трубопроводы?

— Очень смешно. Думаю, этот гад нашел бесплатный обед. Ну, знаете — треклятый «эффект оазиса». О нем все время пишут.

Брэдли не слышал такого словосочетания. Подводные артефакты, даже не наносящие ощутимого вреда экологии, неудержимо привлекали обитателей моря. Они часто становились излюбленными местами рыболовов — как любителей, так и профессионалов. Порой Джейсон гадал, как рыбы выживали в море, прежде чем человечество щедро снабдило их кондоминиумами в виде разбросанных по дну останков кораблекрушений.

— Возможно, осьминога стоит чем-нибудь уколоть. Или угостить хорошей дозой инфразвука.

— Без разницы, как это будет сделано. Лишь бы не пострадало оборудование. Кажется, подходящая для вас с Джимом работенка. Он готов?

— Всегда готов.

— Сколько времени нужно, чтобы добраться до Сент-Джона? Есть рейс «Шеврон» из Далласа. Вас смогут забрать через час. Напомните массу Джима?

— Полторы тонны.

— Отлично. Как скоро будете в аэропорту?

— Дайте три часа. Придется провести небольшое исследование. Таковы правила.

— Условия обычные?

— Да. Сто тысяч плюс расходы.

— И нет работы — нет денег?

Брэдли улыбнулся. Эта формула спасательских расходов применялась на протяжении столетий, но не в таких ситуациях. Хотя сейчас она представлялась приемлемой. Дело выглядело несложным. Сто метров — всего-то! Сущая чепуха…

— Конечно. Перезвоню через час, дам подтверждение. Пока перешлите по факсу чертежи коллектора. Хочу освежить в памяти планировку.

— Хорошо. Попробую до вашего звонка раздобыть еще информации.

Времени на сборы тратить не пришлось. У Брэдли всегда имелись наготове две дорожные сумки: одна для тропиков, другая для Арктики. Первой он пользовался очень редко. Так получалось, что большая часть работы сосредоточивалась в малоприятных областях земного шара, и предстоящая не являлась исключением. В Северной Атлантике сейчас холодно и почти наверняка ветрено. Правда, на стометровой глубине погодные капризы слабоощутимы.

Многие считали Джейсона Брэдли человеком грубоватым, несентиментальным. Увидев, как он повел себя после телефонного разговора, сторонникам такого мнения пришлось бы глубоко призадуматься. Брэдли нажал клавишу, удобно устроился в кресле с откидывающейся спинкой и закрыл глаза. Казалось, он безмятежно спит.

Прошло много лет, прежде чем Джейсон узнал, что за музыка плыла над палубой корабля «Гломар Эксплорер» почти половину его жизни назад. Он с самого начала догадывался: скорее всего, она вдохновлена морем. В мелодии безошибочно угадывался медленный ритм волн. И как верно поступили тогда, на «Эксплорере», выбрав музыку русского композитора — самого недооцененного из трех титанов своего отечества! Имя его редко произносилось с таким же затаенным дыханием, как имена Чайковского и Стравинского.

Подобно Сергею Рахманинову, Джейсон Брэдли тоже увидел картину Арнольда Бёклина[15]«Остров мертвых» и остолбенел. И теперь она возникла перед его мысленным взором. Порой он отождествлял себя с загадочной фигурой в балахоне, иногда вживался в роль гребца (Харона?). Бывали моменты, когда разыгравшееся воображение помещало его на место страшного груза, перевозимого к последнему пристанищу под кипарисами на берегу.

Тайный ритуал соблюдался годами. Брэдли верил, что он не раз спасал ему жизнь. Пока Джейсон погружался в музыку, его подсознание, не интересующееся подобными глупостями, трудилось вовсю, анализируя предстоящую работу и прогнозируя возможные проблемы. Брэдли относился к своей теории почти серьезно и не собирался опровергать ее старательным препарированием.

Вскоре он сел, выключил музыку и повернулся во вращающемся кресле к одному из десятка компьютеров, занимающих рабочий стол. Модель машины, в которой хранилось большинство файлов и прочей информации Брэдли, трудно было назвать последней, но ее владелец буквально вырос с любимым инструментом и упорно отказывался от любых улучшений. Он проповедовал благоразумный принцип: «Зачем чинить, если работает?»

— Так и думал, — пробормотал он, пробегая глазами энциклопедическую статью «Осьминог». — «Максимальный размер в полностью расправленном состоянии — до десяти метров. Вес — от пятидесяти до восьмидесяти килограммов».

Осьминогов такого размера Брэдли не встречал и, как большинство дайверов, знал, насколько это очаровательные и безобидные существа. Рассказы об их агрессивности и призывы соблюдать осторожность Джейсон всерьез не воспринимал.

«См. также «Спорт, подводный»».

Брэдли дважды щелкнул по ссылке. Страница открылась мгновенно. Читая текст, он то вскидывал брови от удивления, то улыбался. Джейсон давно занимался спортивным дайвингом и испытывал типичное презрение профессионала к ныряльщикам-любителям. Слишком многие новички приставали к нему с просьбами взять их на работу. Они не догадывались, что Брэдли по большей части трудится на глубинах, куда без специального снаряжения отправляться нельзя, где царит полная темнота и нулевая видимость.

И все же его восхищали бесстрашные дайверы, совершавшие погружения в заливе Пьюджет-Саунд. Эти ребята сражались с существами, превосходившими их весом и числом конечностей. К тому же требовалось доставить противников на поверхность целыми и невредимыми. Таково было правило. Спортсмена, ранившего осьминога прежде, чем отпустить его в море, дисквалифицировали.

Небольшая подборка видеозаписей выглядела как коллекция ночных кошмаров. Брэдли задумался: как храбрецы из Пьюджет-Саунда спят по ночам? Однако, к делу. Кое-что ценное он все-таки узнал.

Каким образом эти безумные спортсмены и спортсменки (женщин среди них хватало) заставляли мирного моллюска выбраться из логова и вступить в щупальце-рукопашную схватку? Брэдли чувствовал, что ответ не так-то прост.

Он отправил пару не совсем обычных заказов своему поставщику, взял дорожную сумку и отправился в аэропорт.

«Самая легкая сотня килобаксов в жизни», — подумал Джейсон Брэдли.

11 АДА

У ребенка, чьи мать и отец — гении, двойная фора. Крейги же еще сильнее осложнили жизнь дочери, назвав ее Адой. Эта показательная дань памяти первого компьютерного теоретика идеально демонстрировала родительские амбиции относительно будущего дочери. Они искренне надеялись, что ее судьба будет счастливее, чем трагическая жизнь леди Ады Лавлейс[16].