Книга Выстрел в Опере - Лада Лузина

— Подождите, — прервала ее Маша. — Вы говорите, Небо и Земля. Тогда почему Киевица должна быть именно ведьмой, а не…

— О, вы совершенно правы, Мария Владимировна! — Несмотря на подчеркнуто уважительное сочетание слов, ответ Василисы прозвенел неподобающе саркастично. — Простите, что я забыла уточнить этот важный нюанс. Если в вашем роду есть святые, чудотворцы или угодники, это, безусловно, решит все наши проблемы!

* * *

— Маш, ты не знаешь, к чему чешется левое полупопие?

Даша Чуб изогнулась на надувном матрасе и почесала помянутое место.

— Ладонь — к деньгам, нос — к выпивке, грудь — к сексу, бровь — к гостям. Локоть — спать на новом месте. А попа?

Пляжный матрас возлежал на верхней площадке ступенек музея истории Украины.

Музей, в свою очередь, стоял на Старокиевской горе — той самой, где тысячу пятьсот лет тому основали Град трое братьев — Хорив, Щек и Кий, давший свое имя Киеву.

Той самой, где тысячу лет назад стоял Город князя Владимира и его княжий терем, где пировали три легендарных богатыря: Илья, Добрыня и Алеша.

Той самой, где каждую ночь должны были дежурить Трое, пришедшие в Киев в третий раз, — Катя, Маша и Даша.

Ибо книга Киевиц гласила:

Да пребудет сила с тобой, когда ныне, как и в любую иную ночь, стоя на горе, породившей Город, ты, завидев на небе красный огонь, полетишь туда, чтобы остановить то, что может нарушить Истину.

Вот только стоять на горе, запрокинув голову и рассматривая небо над ней, в надежде увидеть там «красный огонь», дольше пятнадцати минут было совершенно невыносимо. Шея затекала и ныла.

И вчера Дашу озарило: матрас!

— Так ты не знаешь, к чему чешется левое полупопие? Хорошо б задница чесалась к чему-то полезному, — проканючила Чуб.

Ее рука оставила попу в покое и успокоилась на лежащей рядом верной метле, с двумя прикрученными к древку велосипедными седлами.

Это означало готовность № 1.

Метла была Дашиной любимицей, уже не раз за их недолгую совместную жизнь выручавшей хозяйку из самых безумных передряг.

Но на небе ничего не горело.

— Ну че там? — спросила певица у Маши.

— Ни-че.

— Че, совсем ни-че? И у меня совсем… — Даша недовольно заерзала.

Сидя на ступеньках, держа в левой руке карманный фонарик, Маша штудировала большую бухгалтерскую тетрадь в мягкой обложке, найденную в открывшемся им тайнике.

Листы ее были исписаны идеально ровным почерком — знакомым, красовавшимся на всех банках, пакетах, коробках в их шкафах, — почерком аккуратистки Кылыны.

Даша, отыскавшая в обширной библиотеке Башни книгу «Тайны Зодиака», положительно утверждала: Кылына была рождена под знаком «Девы»:

«Только „Девы“, и еще „Весы“… Это я, Маша, имею в виду тебя. Только вы двое — такие фанатичные системщики. Вам бы все по полочкам разложить, по баночкам, по пунктам, пока нормальные люди (тут Чуб имела в виду себя) просто живут и наслаждаются жизнью».

Но в данный момент Даша не наслаждалась — вертелась и нервничала.

— Нет, они меня умиляют! — проворчала она. — Сначала они делают нас Киевицами, как будто мы их просили. Потом мы в срачке спасаем их от Змея, как будто нам больше нечего делать. Потом они закидывают нас золотом и называют королевами… А потом, тыц-пиздыц! — вызывают на Суд и требуют, чтобы мы доказали, что мы те, кем они сами нас сделали. Где логика? — вопросила она. — Нету! Ну ни-че, ни-че! — злорадно пообещала Землепотрясная. — Я знаю, к чему моя задница чешется. Она у меня всегда чешется к приключениям. Чую, сейчас на небе что-то ТАКО-ОЕ зажжется, что мы всем им скажем: «А не пошли бы ли вы! У нас есть дела поважнее, чем выяснять, кто кому косматочка, а кто гадуница», — и добавила без логического перехода: — Боже, как я по сцене соскучилась! Я ж раньше каждую ночь в клубе пела. А ты меня и не видела… Как я Катьке завидую, что она работает.

Чуб вдруг запела:

Гори, гори, моя звезда!

Голос, огромный, сильный, накрыл безлюдную Старокиевскую.

Маша подняла глаза — она не знала, что талант Даши Чуб обладает такой страстной энергетической мощью.

Звезда любви приветная!

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда…

Однако тоскливая серенада, обращенная к небу над горой, оставила его равнодушным.

«Заветная» звезда не загорелась.

— Да оставь ты эту тетрадку в покое! — озлилась певица. — Говорю тебе, малая случайно ее уронила, когда деньги тырила. Если б тетрадка что-нибудь значила, она б взяла не бабки, а ее.

— Логично. — Машин ответ был усталым.

Хотя конспект Кылыны был пролистан ею больше чем наполовину, его содержание так и осталось полнейшей загадкой.

На первой странице тетради стояло одно-единственное число — аккуратно зачеркнутое.

Следующие страниц двадцать занимали непонятные и длиннохвостые формулы, столь заковыристые и бесконечные, что от обилия чисел, иксов, дробей и математических прогрессий у студентки исторического факультета закружилась ее гуманитарная голова.

На двадцать первой странице задачка заканчивалась значком:

=

А на соседнем листе стояло еще одно число, трижды обведенное ручкой, так эмоционально и криво, точно, вычислив его, скрупулезная Кылына утратила от счастья контроль над собой.

Двести одиннадцать тысяч девятьсот одиннадцать.

Маша расширила глаза. Потом сощурила.

Не помогло.

Под 211911 пристроилось непонятное:

К+2 верт

AAA не прольет, БД не пойдет, вор не будет, Ц остается,

(БМочень тревожно?)

Студентка пролистала еще пару страниц — они были схожими.

Страницы слева занимали подсчеты.

Страницы справа — слова и сокращения.

Сие сильно смахивало на словесную расшифровку левой — математической части.

Но расшифровать расшифровку также не представлялось возможным.

Ковалева вернулась к началу:

К+2 верт

AAA не прольет… вор не будет…

«Кто не будет вором? Тот, кто получит двести тысяч?» — подумала она и в недоумении закрыла тетрадь.

— А я вот тут думаю, не записаться ли мне в астрологическую школу Глобы, — доложила ей Даша Чуб.