Книга Русская жена арабского наемника - Юлия Малахова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если бы я знала, Люськин! Наутро пошла искупаться. Вернулась — сидит группа товарищей в одежде цвета хаки. Мой муж молчит, и чай с ними пьет. И я тут. Они все молча поклонились и ушли в другую комнату. Я только и слышала молитвы и крики «Харам!» — грех то есть… Потом любимый сказал, что едет провожать друзей в аэропорт, а я должна с его другом Саидом съездить к семье Маркуса — у того первенец родился. А после этого мой родной на связь больше не вышел.
— То есть сбежал, получается, сволочь?
— Боюсь, нет. Так как Маркус меня с Саидом ночью куда то среди мешков с хлопком долго везли и спрятали хрен знает где. Вот ждала там неделю в какой-то конуре приезда мужа. А звонил только Маркус. И все обещал, что скоро увижу мужа. Но как-то грустно призывал при этом молиться Деве Марии, у них она Мириам зовется…
— Ахтунг, а у Маркуса братья там, племянники есть? — грубо вторглась в мой рассказ Люська. — Ты знаешь, я вчера Федю бросила, — на фиг мне лысеющий хрен всего с одним миллионом евро? Так что, я могу активно включиться в твое возвращение на родину и поиски твоего Тарзана. Только бы у Маркуса оказался красивый сексуальный друг. А то у нас в Москве от зимнего авитаминоза у всех мужиков полный покой наступил. Лишь геи резвятся… В общем, диктуй телефончик.
— Дорогая, а на каком языке ты собственно хочешь с ним разговаривать? — я остолбенела от активности подруги. — Там ведь лишь арабские диалекты присутствуют. Албанский твой только Щукина понимает. Тут народ проще.
— Ну, во-первых, моя соседка по даче работает в ИВАНЕ — как раз зав кафедрой арабского языка. А во-вторых, любовь стирает лингвистические границы. И ты это доказала на собственной шкуре!
Солнце распороло сиреневое брюхо рассвета своими желтыми лучами-стилетами и ворвалось в крохотные оконца кафе, похожего на бункер. Через час здесь станет хуже, чем в душегубке. Нужно срочно убираться отсюда. Я подошла к русским, оцепеневшим от безысходности — их водитель исчез вместе с микроавтобусом и явно не собирался возвращаться за телевизионщиками.
— Народ, что намерены делать в гостеприимном Ливане? — Мою шутку не оценили. У мужиков начиналась паника. Да еще жажда от вчерашнего похмелья. Не пейте, родные, арабскую водку — это горькое сивушное пойло прихлебывают самые отчаянные из опустившихся! Восток любит наркотики, а не алкоголь. Говорят, русским специально давали на войне сто граммов. Дай солдатам травки вместо водки, и они поползли бы брататься, а не убивать. На парней было жалко смотреть.
— Что ты предлагаешь, подруга?
— Если есть желание, берем любую машину и ползем до границы с египтянами. Там даем хорошую взятку вечно жадным офицерам и пулей в консульство! У меня к консулу пара вопросов. Так что, транспортные расходы на вас — как гонорар за труд переводчика и генератора идей…
— Да у нас почти все командировочные на карточке!
— Парни, я ж сама русская, так что этот номер не пройдет: ни один русский не выйдет из дома без спецсредств — на случай перевернувшегося автобуса, затора в метро или встречи одноклассников, с которыми придется выпить пол-литра. Так что доставайте свои заначки и в путь!
Мужики устало согласились, и я пошла к соседнему столику договариваться о машине.
— Прошу прощения уважаемые, что прерываю своей дерзостью ваш важный разговор. Нам нужна машина — мои друзья сбились с пути. Так что, нужен самый лучший водитель и хорошая машина!
— Мир твоему дому, уважаемая! В какую сторону предполагаете ехать?
— Нам в Мишраим, уважаемые. Моисеево стадо сбилось с пути, — пошутила я, и арабы ответили беззвучным смехом. Египет — Мишраим или Миср — до сих пор любим в этом мире, словно ворота в другие миры, где странные пришельцы пытаются и сегодня разгадать тайны Востока и исчезнувших миров. — Заплатят хорошо, почтенные!
Чернобородый в небрежно намотанном на лысую голову тюле, лишь смутно напоминавшем чалму, зыркнул на мальчишку-служку и тот с поклоном подошел ко мне.
— Мадам, мой брат сейчас отдыхает в комнате наверху. Неужели гости решат отправиться в дорогу днем? Это неудобно!
Мальчишка был прав. Жара в вонючем авто, несущемся по раскаленной пустыне — это самоубийство. Я попросила официанта отвести нас в каморки, чтобы дождаться ночи. Мальчишка остался рядом у моей двери — то ли делать ему было нечего, то ли решился охранять богачку, арендовавшую в столь рискованный путь автомобиль и его старшего брата.
— Эй, Ахмад, неси кальян и финики сюда! — Я сунула ребенку мятую бумажку в руки. — И купи себе халявы и молока!
Мальчонка исчез в темном коридоре. Я оглядела комнату: обязательный маленький столик с двумя продавленными серыми от грязи креслами, прожженная пластиковая пепельница под мрамор, да пара немытых стаканов с высохшей заваркой. Грязный коврик и огромная кровать, на которой, кроме куска поролона, не было ничего. На стене висело в рамке произведение искусства — голографическая фотография Каабы с водоворотом белых фигур, кружащих возле святыни мусульман. Окон не было — привычное дело. Солнце здесь так невыносимо жжет, что приходится выбирать — или свежий ветерок поутру, или плавящая все неумолимая жара, выдирающая из тебя кишки и режущая ножом твою иссушенную кожу. Я сбросила одежду и заплела потуже косы. Спать на поролоне, конечно, не буду — сколько крови, вшей и грязи таит эта кровать? Оттащив к двери тяжеленный столик с дребезжавшими стаканами, я подняла на кресла пыльный коврик. Оторвав от поролона кусок, вытерла пол. Свернутую одежду положила под голову. Мобильник включила на зарядку и, в ожидании кальяна, попыталась уснуть.
Сон прыгнул на меня, как хищный оголодавший зверь и утащил куда-то в подводные миры моих мечтаний. Мне снился мой любимый. Как он улыбнулся на прощание и сказал, чтоб не запирала дверь — вернется, проводив друга в аэропорт, через полчаса. Как он нежно прижал меня, будто чувствовал, что это в последний раз. Как прошептал «ты же знаешь, мы должны подумать, как жить дальше». И тихо ушел в никуда. Мне казалось, что кто-то кричал и свистел, что мой Ваэлька вернулся и надо открыть дверь, да я подевала куда-то ключи и никак не могу справиться с замком… Я открыла глаза. Теплый гранитный пол устал впитывать влагу и капельки моего пота нарисовали силуэт на серых плитах. В дверь отчаянно колотили. Мобильный разрывался от звонка. Снизу слышались проклятья и стрельба. Мама родная, это же что такое?
Сначала я схватила мобильник, а другой рукой стала натягивать на себя сумочку и одежду. Дверь — и так весьма непрочная — трещала по швам. Среди арабских визгов слышался смачный родной мат.
— Володька, эти черножопые стащили все наши бабки. И камеру, абанамат, в газенваген! Она ж пятьдесят семь тысяч баксов стоит, родная!
— А ты ори громче — вдруг они русский понимают?! — Братцы, там какая-то хрень внизу — стреляют и дерутся! Где наша подружка-то? Еще не улизнула? Ахтунг, быстронах отсюда!
