Книга Десантный вариант - Александр Зубов

Перекурив здесь минут пятнадцать, я прикинул около него две наиболее подходящие под снайперские огневые точки — чердак напротив стоявшего дома и подвал старинного особняка, выступавшего над проезжей частью улицы. Я, конечно, прикидывал эти позиции под себя, как будто мне дали задание уничтожить «Грома». Во-первых, стрелять надо наверняка, т. е. точно в голову, и во-вторых, надо уйти с этой огневой позиции как можно быстрее. Делать ставку на то, что облава пройдет и не обнаружит стрелка, было бы легкомысленно: в случае уничтожения «Грома» тут такое кольцо блокирования замастрячат — мышь не проскочит.

В общем, скинул я сапоги, надел для бесшумности тапочки на тонкой кожаной подошве, специально в Москве пошили на заказ для таких вот дел. Достал финский нож, мощный американский фонарик на батарейках и свой любимый пистолет ТТ. Вещмешок, автомат и сапоги спрятал в мусорной куче. Не наступая на стекла и разные обломки, как можно тише двинулся для начала проверить чердак. Я прекрасно понимал, что если «Скорпион» обнаружит меня первым, то мне — конец, поэтому настроился на всю катушку. И вот поднимаюсь я по лестничному маршу где-то уже на третьем этаже, как слышу сзади окрик такой командирский:

«Эй, боец, ты чего здесь забыл?»

Оборачиваюсь, гляжу, стоит ниже меня ступенек на пять при всех регалиях высокий симпатичный капитан с эмблемами связи в петлицах.

«Да ты и на бойца-то не похож, — продолжает он и, так внимательно в упор меня разглядывая, спрашивает: — А ну, кто такой? Предъяви документы, а то гуляют тут всякие в тапочках, а мы здесь узел связи разворачиваем».

И вот что самое интересное, Сань. Если бы он не сказал в конце вот это: «а мы здесь узел разворачиваем», как бы оправдывая свое нахождение здесь, особо подозревать я его не стал бы, но он был сзади и мог с такой выгодной позиции запросто меня прикончить. А эта фраза меня взвинтила до предела. «Он!» — думаю. Хотя все равно сомнения оставались. Всякие ведь бывают люди — ну сказал и сказал. Центр города — а почему действительно не развернуть узел связи? Но главное — был сзади и не ударил! Может, просто нервы у меня шалят? Настроил полковник: «суперагент Шелленберга», вот и жду смерть на каждом повороте. Это теперь я такой роман рассказываю, а тогда все пролетело в голове в долю секунды. А сам уже подаю ему удостоверение партизана. Он поглядел, усмехнулся: «Партизан-то, партизан, а что ж в тапочках гуляешь да без оружия?» Вернул мне бумагу. Я прячу ее внутри телогрейки и отвечаю: «Да вот, сгорели мои сапоги, товарищ капитан, немец из огнемета полоснул, еле успел скинуть. А щас ребятам автомат свой отдал, они тут неподалеку, а сам пошел обувку себе поискать».

«Ребятам отдал», — передразнил он меня и улыбается: — Ну ничего, может, я тебе помогу насчет сапог, если ты мне фонарь отдашь. Годится?

Я так и обомлел. За какую-то долю секунды, пока я укладывал внутрь телогрейки удостоверение, он увидел мой американский фонарь.

«Да нет, — говорю, — не могу, это подарок».

«Да ты подумай, — он мне говорит, — я тебе настоящие немецкие офицерские сапоги дам. Подумай. Сейчас мы с тобой, товарищ партизан, по одной „беломорине“ выкурим и придем к согласию обоюдному». И как будто за папиросами полез в карман. И раз — молнией удар ножом мне в сердце. Спасла реакция — ведь я был, как взведенная пружина. Отбил в последний миг, но все равно он меня чуть-чуть зацепил. Вот шрам и остался.

Ну и, как я тебя учу, после защиты — сразу атака. «Отбив» мой не успел закончиться, это ж доли секунды, как я ему уже наношу сильнейший крюк снизу в подбородок, а не в кадык. Ведь он мне нужен живым. И полетел «капитан» вниз по лестничному маршу. Видно, не ожидал от меня такой прыти, вот и пропустил удар. Грохнулся оземь и лежит как дохлый. Я медленно достал ТТ и, как кошка, плавно иду к нему. Ни на секунду не спускаю глаз.

Подхожу ближе. Красивое, такое благородное лицо, глаза закрыты и — что я испугался — не дышит. «Ну, — думаю, — или сознание потерял, или уже того, готов». Нагибаюсь над ним, чтобы пошарить насчет оружия, и как получу сильнейший удар в пах. Тут он меня переиграл. Я на какую-то секунду потерял контроль над собой. В глазах потемнело, чуть ТТ не выронил. А ему этой секунды хватило вскочить на ноги и ринуться вниз, на выход. Я очухался и — за ним. Но вижу, не догоню. Тогда я к перилам и жду, когда хоть он мелькнет где на лестнице. Мелькнул он раз всего. Я выстрелил и — стремглав к нему. Но пусто. Значит, промахнулся.

Выбегаю из дома, а что толку? Поезд ушел. Идут солдаты, бронетехника, и я, как очумелый, бегаю туда-сюда с ТТ и в тапочках. Останавливаю роту, объясняю командиру, что и как. Стали прочесывать. А что толку, такие агенты, как он, в толпе растворяются в семь секунд. Ну, сообщил в Смерш приметы, может, где зацепят. Приметы дал точнейшие, ведь я его лицо на всю жизнь запомнил. Да, видно, не такой он был простак в жидкие прифронтовые сети Смерша попасться.

Вот такая, Саня, у меня «ничья» и получилась. Только за это меня чуть не лишили следующего звания. А уж начальство осерчало! Такого, мол, зверя упустил. Я потом до конца войны и позже узнавал через приятеля из нашей системы, не мелькнет ли где в сводках «Скорпион», не взяли ли где его? Но нет — тишина. Видно, ушел на Запад — там таких агентов умели ценить и нам, конечно, ни в косм разе не отдали бы. Сейчас живет себе спокойно где-нибудь в Канаде на ферме. А, может, пластику сделал на лице, фамилию сменил и работает в разведке. Зверь был крупный. Он у нас несколько удачных терактов совершил. На мелочи его, видно, не посылали. Вот такие дела. Интересно, жив ли?..

Орловы

Как оглушенный чувствовал себя Саня Орлов после разговора с Мишкой Штромбергом. Он пил, ел, занимался у Шарова, ходил по просьбе матери в магазин, занимался тысячей других мелочных дел и делишек, но мысль о том, что на нем с рождения стоит клеймо человека второго сорта, не покидала. Даже при чтении интересных книг и журналов, при просмотре приключенческого фильма по телевизору в голове не откладывалось ничего. Мозг работал в других измерениях.

«Как же так? — спрашивал Орлов сам у себя. — Деды и прадеды воевали в русской армии во всех войнах, которые вела Россия, проливали кровь, гибли за Отчизну, отец Отечественную прошел с самого начала военным хирургом госпиталя. А я из-за того, что род дворянский и часть родни, той, которую я и в глаза не видел, могла эмигрировать за бугор, не могу даже попытаться попасть в советскую разведку? Надо серьезно поговорить с отцом. Он человек бывалый, опытный, ума — палата, как говорит мать, и должен знать хоть что-то о нашей родне. И что он скажет — так и будет. В конце концов, отец, как и мать, никогда не настаивали на выборе профессии. Выбор профессии — выбор судьбы, и отец предоставил его мне самому, бросив короткую фразу: „тебе жить“».

Разговор с отцом Саша откладывал день ото дня, всем существом понимая, что тот будет решающим в его жизни, так как скоро выпускные экзамены и куда-то надо поступать. Наконец, в одно из воскресений, когда отец позволял себе полноценный отдых, а мать ушла с утра в церковь, Орлов-младший подошел к отцу. Тот смотрел на экран телевизора, где скрипучим голосом, наверное, сам себе не веря, а может, строго по инструкции, выдавал информацию политический обозреватель Юрий Жуков.