Книга Остров безветрия - Валерий Воскобойников

— Это место нельзя забывать, — говорил дед дорогой, — место историческое.

Вдвоём с Николаем они починили землянку на заросшей опушке. Ту, в которой жили два партизанских года. А вечером на костре вскипятили чай и пили его возле землянки по-партизански.

Над ними шуршали от ветра лепестки молодой сосновой коры, поскрипывала невдалеке старая ель, крутились комары, густой стаей прилетевшие с болота.

— Ты всё-таки в городе отца с матерью поищи, — наставлял дед. — Это твой корень! А ну как найдёшь?! Будут у тебя два корня: деревенский и городской. Крепче в жизни станешь держаться.

Николай и сам понимал правоту деда.

Только как искать? Ведь по-прежнему ни фамилии своей настоящей, ни имени он не знал.

Прошла ещё неделя.

Стали бабушка с дедом собирать Николая в город.

— Ты бы зимой приехал, а? Зимой я люблю на санях с крыши кататься, - говорил на прощание Андрей Степанович. — Снега доверху навалю, крутая получается горка!

— Полдеревни собирает смотреть на катание! — смеялась бабушка.

И пошёл Николай знакомой дорогой на станцию.

Оглянулся он в последний раз на родной дом, поднял клетку с попугаем Орликом и двинулся к станции, как когда-то, несколько лет назад.

Почему исчез Максим

В тот вечер, когда Максим, Оля и собака Айка встретились с тремя бездельниками, Максим шёл из музея.

— Попросил для тебя у Михаила Ивановича, профессора по Северу, записки Де Фера, спутника Баренца. Книга редкостная, сам понимаешь, я даже брать боялся, — говорил в музее Матвей Петрович. — Но Михаил Иванович говорит: пусть юноша познакомится с историей Арктики полнее.

Баренц плавал по полярным морям четыре с половиной века назад, и Максим давно мечтал прочитать записки его спутника. Он завернул книгу в газету, перед тем как идти домой на свою улицу Рубинштейна.

Когда один из бездельников наступил на книгу, Максиму страшно стало. Нет, за себя он не боялся. Подумаешь, нос бы разбили или синяк поставили. Страшно ему стало за книгу. Её могли разорвать в драке или просто испачкать грязью. Ведь никто не знал, какая она редкостная. Что бы сказал он потом Матвею Петровичу? Как пришлось бы оправдываться перед знаменитым профессором Михаилом Ивановичем? Уж он-то наверняка перестал бы давать свои книги после такого позорного случая.

Оля с собакой появились в тот страшный момент и спасли Максима.

Но оказалось, что отец и мать возвращались из кино и увидели его. Отец взял сына за руку и сказал, что детям нельзя гулять, когда уже стемнело, и что он сам отведёт его домой. Мать же заспорила: осенью темнеет рано, а ребёнку необходим свежий воздух, и чем раз в году хватать парня среди бела дня за руку и тащить домой, лучше бы в магазин с ним сходил и купил ему новые ботинки.

— А ты …..…. — сказал ей отец.

— А ты ……….. — ответила ему мать.

Через минуту они забыли о сыне. Максим видел, как возвращается Оля с книгой, что ищет его глазами.

Позориться перед ней он не хотел. Он осторожно вынул свой рукав из отцовской руки, отец этого даже не заметил, заскочил в парадную, которая была рядом, и захлопнул за собой дверь. Отец с матерью спорили около этих дверей минут пять или десять, потом затихли, принялись оглядываться. Возможно, они хотели вспомнить, с чего начался спор, но им, как обычно, это не удалось.

Они ушли, и Максим выбежал на улицу Рубинштейна. Он думал догнать Олю, взять свою книгу, но Оли нигде не было.

То, что книга теперь не пропадёт, Максим знал точно. Про Олю в классе знали, что она человек аккуратный и надёжный.

Встреча

(Или то, что было давно и совсем недавно)

И опять Николай жил в заводском общежитии. Теперь он работал на большом старинном заводе «Металлист». Прежде место, где стоял завод, было глухой окраиной. Теперь здесь строили красивые новые дома, но до главных улиц было всё-таки добираться далеко.

По вечерам Николай садился в трамвай и ехал к центру города. Он медленно ходил мимо широких красивых витрин, но на витрины он не смотрел. Он вглядывался в лица встречных людей — и молодых, и пожилых. Быть может, в те же минуты по тем же улицам проходили его мать и отец или брат и сестра…

Он писал во все газеты про осенний поезд, про себя двухгодовалого ребёнка, про попугая Орлика, но отовсюду приходил одинаковый ответ: о мальчике с по пугаем никто не спрашивал.

Однажды тёплым майским вечером он свернул с Невского проспекта на незнакомую улицу, и вдруг сердце его забилось удивлённо и радостно.

«Улица Рубинштейна», — прочитал он табличку на доме. Прежде он по этой улице не ходил. Но сейчас вдруг Николаю показалось, что всё здесь ему знакомо. Словно он был здесь множество раз, только не помнил когда — может быть, во сне?

«За домом с красивой башней будет дом с каменными птицами», — подумал он с удивлением и тревогой. И точно дальше стоял дом с грифонами, большими хищными птицами.

«Теперь будут высокие ворота, с арки свешивается на цепи старинный фонарь». И были ворота, и фонарь покачивался на толстой якорной цепи.

«Что же это? Почему?»

От волнения Николай даже присел на высокий каменный столбик у стены.

И в этот момент из ворот вышла девушка удивительной красоты. Она заглянула в глаза Николаю и улыбнулась.

Медленно шла она по улице, а Николай в растерянности брёл следом.

Теперь ему казалось, что, уже подходя к арке с фонарём на чугунной цепи, он знал, что увидит эту девушку. Они поравнялись, и Николай о чём — то её спросил.

Он не помнил, о чём они говорили в тот первый вечер. Они ходили по улицам долго. В городе было тепло и празднично. На улицах гуляло много людей.

— Ты постоянно заговаривал о крышах, — смеясь, вспоминала мама Оли. — В ту весну в городе красили крыши.

— А мне казалось, что я говорил только про деревню да про разных животных, смущённо улыбается папа Оли.

Это был вечер их первого знакомства. А потом они поженились, и Олин папа, Николай Николаевич, переехал в красивый дом на улицу Рубинштейна к Олиной маме.

А потом и Оля родилась.

Папа волновался, когда решил познакомить свою невесту с попугаем Орликом. Он не знал, как они отнесутся друг к другу.

— Это же чудесно! — сказала Олина мама, узнав о папином попугае. — Моя мама говорила, что до войны у наших соседей тоже жила попугаиха. Как-то смешно её звали, — Матильда, кажется.

Попугай Орлик быстро подружился с Олиной мамой. А когда родилась Оля, он удивил всех. Едва увидев её в детской постельке, он вдруг запел ласковым нежным голосом:

— Баю-бай, баю-бай, спи, мой мальчик, засыпай.