Книга Фабрика звезд по-русски - Дмитрий Серебряков

Законопослушные за нож в кармане могли свободно угодить за решетку.

Ещё один парадокс заключался в том, что ножи можно было купить в любом коммерческом киоске. За продажу не наказывали. А за ношение — наказывали. Впрочем, Совин давно отчаялся найти логику в современной действительности…

Придётся, конечно, носить куртку, чтобы весь арсенал не был заметен, но в нужный момент оказался под рукой. Слава Богу, весна была не очень тёплой.

* * *

Совин закинул в микроволновку пиццу и поставил на плиту чайник. Надо было и поужинать.

* * *

Купив все эти штучки, Совин заглянул в оружейный магазин, где за немалые деньги приобрёл арбалет.

Мысленно прикинул общие убытки от покупки оружия в переводе на доллары и задумчиво пробубнил под нос: «С этими крылышками я надежно защищена…»

Миллионером Совин не был, но кое-какие деньжата у него водились. Периодически, кроме основной работы, Совин выполнял заказы на тексты, и не только на них, со стороны. И эти «левые» деньги откладывал на валютный счёт.

На всякий случай обзавелся кредитной карточкой, благо довольно развитая система банкоматов позволяла снимать деньги без очередей и иных проблем. Это была так называемая заначка. Действительно, не просить же деньги на подарок любимой женщине у нее самой. Или на сигареты…

Чудное у нас государство. С ударением на букве «о». Ружье просто так купить нельзя. А вот арбалет — можно. А эта штука покруче ружья будет. Лупит дальше. Убойная сила неимоверная. Человека насквозь прошить — раз плюнуть. Это человека в костюме. А человека в бронежилете короткая и тяжёлая стрела из арбалета — профессиональное ее название «болт» — просто убивала. К сожалению, в этом случае насквозь прошить не получалось. Не выходил болт из спины. Зато защиту на груди пробивала легко. И абсолютно бесшумно. Правда, громоздкая вещь. Но и умельцев у нас хватает. Совин ужаснулся своей кровожадности и побежал в мастерскую к давнему своему приятелю Сашке Надирову.

Тот держал свой маленький автосервис. Занимался кузовными работами. И в этом деле был гением. Без преувеличений и шуток. Не было такого дефекта, который он не мог бы исправить. Походив вокруг помятого автомобиля, внимательно на него посмотрев, брался за дело. Там за бампер цепью потянет, там погреет горелкой, тут молотком постучит. Стойки сами встают на место, вмятины выправляются, бугры и складки куда-то деваются.

На вопрос, как Сашка узнает, что надо делать для исправления кузова, он и сам не мог ответить. Он просто чувствовал железо. И оно ему подчинялось. Как пластилин рукам ребенка…

Сашка осмотрел арбалет. Принёс обрезок двухдюймовой доски, прислонил его к стенке гаража. И пробил его насквозь. Заодно продырявил и железо гаража — пришлось за болтом сбегать на улицу. Поцыкал зубом, сообщил, что дырка в гараже обойдется Совину недешево. Выслушав просьбу, почесал башку и велел зайти завтра…

* * *

Чай вскипел. Совин включил телевизор и взялся за пиццу.

* * *

Полдня он провел на работе. Никто его не вызывал. Просто новой информации по «делу Снегиревой» не поступало, а идти домой не хотелось. Поехал немного поработать.

Лучше бы не ездил. Опять попался, по классификации Совина, «до фига грамотный рекламодатель».

Для любого рекламщика нет бедствия страшнее, чем «до фига грамотный рекламодатель».

В доперестроечном Советском Союзе любой гражданин с образованием не выше пяти классов отлично знал четыре вещи: как правильно играть в футбол, как лечить, как учить и как управлять государством. Достаточно было послушать комментарии любого болельщика перед экраном телевизора во время футбольного матча. Или посмотреть программу «Время».

Практически любой советский зритель был готов сей же момент дать руководителю любого ранга два-три совета и в области экономики, и в сфере внешней политики. Советы могли быть толковыми, здравыми, талантливыми или просто гениальными. Складывалось искреннее впечатление, что не умеют управлять, лечить, учить и играть в футбол именно те, кто этим профессионально занимается. То есть буквально несколько сотен абсолютных бездарей, коих судьба вынесла на руководящие должности в здравоохранении, образовании и футболе. Что уж говорить об управлении государством! Двести миллионов советских людей прекрасно знали, как им (государством) нужно управлять. Но, увы! — никто из них не был в правительстве…

А в послеперестроечную эпоху появилось огромное количество рекламодателей, отлично разбирающихся в рекламе.

* * *

Каких только типажей Совин не насмотрелся за свою долгую работу в различных рекламных организациях!..

Он имел счастье общаться с директором фирмы, торгующей автомобилями. Директору хотелось поставить на скоростной автостраде огромный рекламный щит. Он поставил непременное условие: на щите ни в коем случае не должен быть изображен автомобиль, но должно быть много текстовой информации. Это на скоростной-то трассе, где и полагающихся для рекламного щита три-четыре элемента не успеешь разглядеть! Видимо, директор перепутал щит и объявление в газете. Но на своем настоял. Таким образом, фирма обеднела на три тысячи долларов. И не заработала ни одного.

А какой ужас приносили рекламодатели под видом рекламных текстов! Они явно полагали, что человек, немного говорящий на русском языке и употреблявший слово «блин» не через слово, а через два, легко и непринужденно может написать и рекламный текст. Когда им пытались втолковать, что хороший текст вообще и хорошая реклама, в частности, — искусство, они по-детски удивлялись: «А чего там писать-то?»

Ах, русский язык! После таких визитов Совин дико ругался: «Хоть бы какая гадюка „продавала“! Нет — все „реализуют“. А некоторые, особо грамотные, и вовсе „предлагают к реализации“! Цены — у всех поголовно „ниже рыночных“ и „приятно вас удивят“. Предел мечтаний — прочитать в эфире прайс-лист. Долго и нудно, чтобы радиослушателям было тошно. Почему я не прихожу в фирму и не учу их торговать! Потому что я в этом ни хрена не понимаю. А они меня учат писать! Только потому, что говорят по-русски…»

Иногда Совин убеждал людей в своей правоте. Иногда нет. Тогда рекламодатель шел на другую радиостанцию и уносил туда свои денежки. Зато не страдала чистота эфира родной радиостанции. И руководство было согласно с такой постановкой дела.

Были, правда, идеальные рекламодатели. Они приносили деньги и говорили: сделайте хорошую вещь. В сроках не ограничивали, хотели качества. И они его получали. Над записью таких роликов с огромным удовольствием трудились и актеры, и звукорежиссер. Именно эти моменты приносили всем искреннее удовольствие. И клиент бывал доволен — реклама достигала своих целей…

А сегодня день был плохой. Заказчик попался упертый, настаивал на своем. После двухчасовой дискуссии со скрипом согласился попробовать то, что ему предложила рекламная служба. Оставалась надежда убедить его окончательно. Но слабая.