Книга Город грешных желаний - Елена Арсеньева

— Это очень дурно, сестра, что у вас такая плохая память. —Цецилия говорила спокойным, наставительным тоном, однако в голосе ее звенеласталь. — Если вы сами не способны усвоить законы уважения и послушания, развеспособны вы передать их младшим сестрам? А ведь кому, как не вам, следовало быособенно стараться и давать пример прилежности и самоотречения! Или вамжелательно вновь вернуться в то положение, которое вы занимали в нашеммонастыре всего лишь пять лет назад?

Девушка позволила себе быстро взглянуть на аббатису, но этобыла лишь мгновенная вольность, и та не успела уловить выражения этих большихсеро-голубых глаз. Конечно, не может быть, чтобы они сверкнули надеждой. Ведьпять лет назад сестра Дария была просто рабыней, купленной монастырем за неочень-то большие деньги и только по счастливой случайности определенной не начистку свинарника, а в помощь садовнице Гликерии, тоже рабыне. НелюдимаяГликерия полюбила девочку, как родную дочь, и та привязалась к ней со всемжаром одинокого сердца. Но пять лет назад Гликерия умерла, и последним желаниемее было видеть свою воспитанницу среди монастырских сестер.

Случилось так, что аббатиса не могла отказать Гликерии ипринуждена была дать клятву принять девчонку под свою опеку, постричь ее вмонахини и разрешить учиться вместе с остальными воспитанницами. В обмен на этуклятву Гликерия отказалась от предсмертной исповеди, прямиком направив в адсвою душу, отягощенную воспоминаниями о девяти абортах, которые она в разноевремя делала аббатисе.

Умелая, непревзойденная повитуха, Гликерия в продолжениемногих лет пользовала весь Верхний монастырь. В случае надобности онаизготавливала вязкое на ощупь снадобье, в которое, по слухам, подмешивалисьтолченые змеиные языки и кровь летучих мышей. Во время ближайшей мессы сиедьявольское тесто подкладывалось под чашу и как бы освящалось (все-такиупотребить его должны были служительницы божий), а потом подмешивалось в пищузабрюхатевшим девственницам. И действовало тесто безотказно — если, конечно,беременность вовремя была замечена. При более поздней стадии Гликерияпреискусно орудовала вязальными иглами, и ни одна монашенка не умерла откровотечения! До сих пор Гликерию нет-нет да и поминали с тоскою молодыемонахини, которым приходилось отдавать себя во власть грубых, невежественныхповитух: тайком, с завязанными глазами, привозили их с окраин, населенныхпростолюдинами, чаще всего с Мурано, да еще и платили безумные деньги, чтобыобеспечить молчание…

В общем-то, справедливости ради надо сказать, что Цецилия ниразу не пожалела о своей уступчивости. Девочка оказалась необычайно умна иприлежна, мгновенно выучилась читать и писать, в молитвах не путалась, былапослушна, а в рукоделии не уступала никому: что шить, что низать бисер, чтоплести кружево под стать мастерицам с Бурано — ко всякому делу была способна.

И нежная, расцветающая красота ее не могла не радовать глазЦецилии, не терпящей вокруг себя никакого безобразия, хотя и ревновавшей пороюк молодым хорошеньким сестрам. Чем дальше, тем больше понимала Цецилия, почемуГликерия назвала девочку Троянда. Слово это в переводе с какого-то загадочногославянского наречия означало роза, а ведь Гликерия была славянкою попроисхождению. Она рассказывала Цецилии свою историю: о том, как была похищенатурками во время набега, продана в рабство, но спустя много лет выкупленамальтийскими рыцарями, спасавшими от мусульманской неволи христианскихпленников. Однако Гликерия была православной, а не католичкою, поэтому она необрела свободы, а лишь сменила хозяев. Впрочем, она казалась вполне довольнойсвоей участью и никогда не вспоминала о Сибири, в которой, по убеждениюЦецилии, находилась и Московия, и Польша, и все северные страны. Но Цецилияпрекрасно помнила тот день, тринадцать лет назад, когда купец, синьор Орландини,только что вернувшийся из Московии, привел в монастырь полуживое грязноесущество и сказал, что эту славянку он подобрал где-то в дремучих русскихлесах, ему она не нужна, и он с охотою отдаст ее в монастырские рабыни. Цецилиятогда только что приняла пост настоятельницы, и все события того достопамятноговремени накрепко запали ей в память.

Что бы там ни бормотал Орландини о своем милосердии,невозможно было не заметить ужаса, с которым на него смотрела девочка. И хотяпобоев на худеньком тельце не было видно, Цецилия не сомневалась, что Орландинипускал в ход кулаки. Она всегда предпочитала прямоту в деловых вопросах, апотому и спросила напрямик: «Я надеюсь, она девственна?» — и была поражена тем,как вдруг исказилось красивое, мрачное лицо Орландини.

— Не сомневайтесь, — буркнул он с отвращением. — Я скореекастрировал бы сам себя, чем коснулся этой твари.

Да, подумала Цецилия, невозможно так ненавидеть кого-то,особенно — ребенка, лишь за то, что нашел его в дремучем лесу. Разве что у девчонкипремерзкий характер… но это ничего, суровая Гликерия отлично умеет обламыватьсамых строптивых рабынь и служанок!

Впрочем, именно этого — обламывать девчонку — Гликерия какраз и не стала делать, потому что привязанность, которая сразу возникла междустарой женщиной и ребенком, была сродни любви с первого взгляда. Они одногоплемени, снисходительно думала Цецилия, наблюдая исподтишка, как льнет Дария(таким было имя новой рабыни) к старой садовнице и как играет улыбка на хмуромморщинистом лице Гликерии. В ее заботливых руках девчонка мгновенно расцвела идействительно стала напоминать розу своим ярким бело-розовым лицом, свежимигубами — всем тем ощущением юной прелести, которым так и дышало все еесущество, хотя красивой, конечно, назвать ее было трудно. И сейчас, глядя в этислишком широко расставленные глаза, на слишком круто изогнутые брови, навздернутый нос, Цецилия злорадно подумала, что монашеский чепец откровенноуродует Дарию. Как жаль, как бесконечно жаль, что Аретино увидел Троянду в те редкиемгновения, когда она была без чепца, и волосы ее, заплетенные в косу, открываливысокий лоб, и не искажалась прелестная линия скул, и нежный рот не был сжатскорбно и туго… Проще говоря, Аретино увидел Троянду в купальне. До этого тампобывало уже с десяток сестер из Нижнего монастыря, и Аретино вдовольнасладился созерцанием юных и не очень юных, стройных и уже обрюзглых нагихженских тел. Мозаичная стена купальни, изображавшая целомудренное умываниемадонны, была кое-где инкрустирована стеклянными вставками. Со стороны купальниони были непроницаемы, а вот с другой стороны, из-за стены, открывалинескромному взору все подробности монашеских омовений.