Книга Никому ни слова - Дэвид Розенфелт

Новак велел Тиму находиться поблизости, а сам с Андерсом направился к сержанту Конвею из полиции Киннелона.

Конвей был недоволен, что его вытащили из тепла. На улице подмораживало.

— Вы опоздали, — пробурчал он.

— Это потому, что мы тащились черт знает куда, покинув цивилизацию, — ответил Новак. — Нашли что-нибудь?

Конвей покачал головой:

— Нет, да и нечего тут искать. Никто не слышал об этой женщине, никто не сообщал о ее исчезновении. И на пятьдесят миль вокруг нет ни одного чертова объявления.

Они двинулись вперед, Тим — следом.

— Это единственные качели в парке? — спросил Андерс.

Конвей кивнул:

— Да, но, если надо, мы можем перекопать весь город.

— Думаете, мы позвонили вам зря?

Конвей пожал плечами:

— Мы — деревенщина. Наше дело маленькое: держать лопаты наготове и копать, когда вы, городские, велите.

Новак кивнул:

— И не думайте, что мы этого не ценим.

Они стояли чуть в стороне, футах в двадцати от места, где земляные работы шли полным ходом. Через полчаса все они уже не чувствовали ни рук ни ног.

Ожидание прервал оклик одного из землекопов:

— Сержант, сюда!

Припадая на заледеневшие ноги, Конвей, Новак, Андерс и Тим поспешили на крик. Один из патрульных указывал рукой в свежевырытую канаву.

Из промерзшей земли торчал скелет человеческой руки. На ней недоставало среднего пальца.

— Вот черт, — тихо произнес Новак.

ГЛАВА 5

Находка сразу превратила парк в место преступления.

Андерс отвел Тима в машину и усадил сзади на сиденье, где тот вынужден был прождать в одиночестве почти два часа. Тим не видел, что происходило в парке, и, когда Новак и Андерс в конце концов вернулись, чтобы ехать обратно в город, они не обмолвились друг с другом — и уж тем более с ним — ни словом.

В участке Новак проводил Тима в кабинет сержанта Роберта Тавераса, штатного художника, для составления словесного портрета. Место привычного стола в кабинете занимал мольберт.

Таверас оказался добродушным весельчаком, и ему пришлось потрудиться, чтоб Тим сохранял спокойствие.

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что помните о лице Кэшмана. Только не надо слишком стараться. Просто расслабьтесь и постарайтесь припомнить его так, будто это самый обычный человек.

Тим всегда отличался хорошей зрительной памятью и вниманием к деталям — до того, как уйти в строительство, он учился на архитектора. Уверенно и со знанием дела он направлял руку Тавераса, и портрет быстро начал приобретать сходство с Кэшманом.

— Подбородок чуть поквадратней, — подсказывал Тим. — Совсем немного…

Таверас сделал, как ему было велено.

— Так?

— Почти. Можно я?

Таверас передал Тиму карандаш. Тот слегка подправил рисунок.

— Вот. Разве что щеки были потолще.

Таверас подработал щеки. Перед Тимом был не кто иной, как Джефф Кэшман.

— Да. Это он.

— Вы уверены? — уточнил Таверас.

— Ну, я видел его всего один раз, но думаю, большего сходства добиться трудно. У меня даже сейчас мурашки по коже.

Таверас сбрызнул холст лаком, чтобы портрет не размазался, и позвонил Новаку. Тот пришел сразу.

— Ну как тут у вас? — спросил детектив.

— Побольше бы нам таких очевидцев, как этот парень, — ответил Таверас.

Новак бросил взгляд на рисунок:

— Значит, это и есть ваш Джефф Кэшман?

Тиму не понравилось, что детектив использовал словечко «ваш». Вроде как Кэшман — плод воображения Тима.

— Это он. Джефф Кэшман. Теперь я могу ехать домой? Я вам больше не нужен?

— Вы ведь не планируете никаких поездок?

Вопрос — как, собственно, почти все, что говорил Новак, — задел Тима за живое.

— А что, если планирую?

— Тогда мне придется попросить вас пересмотреть свои планы, — ответил Новак.

— Почему?

— Почему? Да потому, что мы только что выкопали из земли женщину. Которую убили и, вероятнее всего, сначала зверски пытали. И если я решу, что разговор с вами поможет мне поймать мерзавца, который это сделал, я не хочу сбивать ноги, бегая по турбюро.

— Я не планирую никаких поездок.

— Приятно иметь дело со столь сознательным гражданином. Теперь можете идти.

После ухода Тима Новак с копией портрета Кэшмана зашел в кабинет Андерса: ввести напарника в курс.

— Он убил ее, — сказал Новак. — Убил и сейчас тычет нас мордой в грязь.

— Зачем ему это? — спросил Андерс.

— Откуда мне знать? Может, он больной.

По правде сказать, последние события не вписывались в схему Новака относительно Тима Уоллеса, который не подходил на роль маньяка-убийцы.

— Больной? Это теперь так называется?

Андерс снял куртку с вешалки.

— Ты куда? — спросил Новак.

— Домой. На случай, если моя подружка все еще там живет. — У Андерса была подружка, о которой он то и дело упоминал, хотя никто из отдела ее до сих пор ни разу не видел. — А ты? Ты разве не едешь к Синди?

Новак покачал головой:

— Сегодня вторник.

— И что?

— С недавнего времени она не хочет, чтобы я приходил по вторникам.

— Возможно, по вторникам к ней заходит нормальный, эмоционально уравновешенный человек. Не дегенерат. Для разнообразия.

Новак снова покачал головой:

— Не-а. Прошлый вторник я просидел в засаде в кустах у ее дома — на всякий случай.

Тим заскочил домой выгулять Кайли, прежде чем ехать дальше. Местом его назначения была «Пурпурная роза». Тим не планировал появляться здесь еще очень долго, но ему не нравилось, как развивалась ситуация с Кэшманом и в какую сторону мог ее повернуть Новак.

Когда Тим вошел в бар, Дэнни с Уиллом сидели за их обычным столиком (странно, если бы это было не так). Однако Тим сперва прошел к стойке — поговорить с Фрэнком Лестером, человеком с вечной улыбкой на лице, не важно, какой хаос царит вокруг.

— Привет, Тим. Рад тебя видеть. Мы все по тебе скучали.

— Спасибо, Фрэнк. Я был здесь на Новый год.

— Разве? Что-то не помню. Та еще ночка, да?

— Ага. Я тот, кто висел на люстре. — Тим потянулся в карман за портретом Кэшмана. — Ты был здесь всю ночь?