Книга Первый всадник - Джон Кейз

Каралекис долго подбирал слова.

— У чумы на опустошение мира ушло двадцать лет. От «испанки», по разным данным, погибло двадцать — тридцать миллионов человек. За год. Решайте сами.

— Боже мой! — прошептал Вурис.

— Вы упоминали вирус Эбола, — сказал Эпштейн. — Он, конечно, смертелен, но, видите ли… он стабилен. Кроме того, его довольно сложно передать.

— Так же сложно, как и СПИД, — добавил Каралекис.

— Необходим обмен секреторных жидкостей, просто чихнуть недостаточно, — продолжал Эпштейн. — Что до гриппа… Вы сами сказали: им болеют все.

— И он нестабилен, — вставил Каралекис. — У нас нет вакцины от штамма следующего года…

— Хуже того, — перебил Эпштейн, — от прошлогоднего гриппа у нас тоже нет вакцины. А «испанка» — самое опасное явление в истории медицины, с этим не поспорить.

— Причем уже в своем естественном состоянии, — добавил Каралекис.

— Что вы имеете в виду? — переспросил Фитч.

— Это всего лишь предположение, но вдруг корейцы не удовлетворятся простым штаммом и применят генную инженерию? На основе «испанки» можно создать нечто более опасное.

— Разве для этого не требуется сложное лабораторное оборудование?

— «Гентех» рассылает установки даже по специализированным школам, — покачал головой Эпштейн. — Еще проще — пойти в магазин и купить то же самое за сорок долларов.

Все долго молчали. Наконец Фитч не выдержал.

— То есть вы утверждаете, что мы по уши в дерьме, — заключил он.

— Выражаясь простым языком, — кивнул Эпштейн, — именно так.

Все погрузились в невеселые мысли, а Жанин Вассерман медленно обошла стол и остановилась у карты Северной Кореи.

— В общем, у нас две задачи, — протянула она. — Во-первых, необходимо установить местонахождение лаборатории.

— Министерство обороны поможет, — заверил ее Фитч.

— Раздобыть авиаснимки несложно, — добавил Вурис.

— Не забывайте про ЭШЕЛОН, — кивнул Фитч.

Все, кроме Эпштейна, кивнули. Вирусолог, беспомощно переводя взгляд с одного на другого, спросил:

— Какой эшелон?

Фитч дернулся, раздосадованный своей ошибкой.

— Это… специализированная программа. Ничего особенного, не стоит о ней говорить.

В действительности ЭШЕЛОН — одна из самых секретных разведывательных программ, прослушивающее устройство мирового масштаба — объединил в себе спутники, посты подслушивания и сети компьютеров. Благодаря ЭШЕЛОНу разведслужбам США и союзников доступна возможность перехвата и расшифровки практически всех электронных сообщений в мире в тот же момент, как их отсылают. Поиск необходимой информации ведется по ключевым словам.

— По какому ключу искать? — поинтересовался Вурис, взявшись за ручку.

— Тут небольшая загвоздка, — пожал плечами Фитч. — «Грипп» нам ничего не даст…

— Да, можно попробовать «грипп» и «Северная Корея», или «грипп» и «Чхучхонни», или… просто «Чхучхонни» вполне подойдет.

— Согласен, — кивнул Фитч.

— Даже если мы найдем лабораторию, что делать дальше? — не унимался Вурис. — Все-таки она в Северной Корее.

— Тогда это будет уже дипломатический вопрос. Правительство разберется, — ответил Фитч.

— А что с вакциной? — вмешалась Вассерман. — Сколько уйдет на ее разработку?

— Полгода на все про все, — не задумываясь, отозвался Эпштейн.

— Быстрее никак?

Эпштейн посмотрел на Каралекиса, тот пожал плечами.

— Если на то пошло, — наконец ответил Эпштейн, — то, возможно, месяц получится скинуть. Но пока говорить вообще не о чем. Вакцину не сделать без вируса, а у нас…

— Вируса у нас нет, — закончил за него Каралекис.

Вассерман наклонилась к Каралекису и посмотрела ему прямо в глаза.

— Это и есть вторая задача, — отчеканила она. — Вирус надо найти — чем скорее, тем лучше.

Если «испанку» и можно где-то найти, то лишь в Мэриленде, в медицинском центре имени Уолтера Рида. Здесь в здании без окон расположился Национальный банк биологических тканей, или, как твердили газетные заголовки, «библиотека смерти». Складское помещение уставлено рядами железных полок, забитых картонными коробками. В каждой коробке хранятся образцы человеческих тканей, законсервированные в формальдегиде и запечатанные в парафиновые бруски. За время существования хранилища здесь скопилось более двух с половиной миллионов образцов, большая их часть взята у погибших солдат.

Каралекис решил, что в каком-нибудь бруске парафина наверняка сохранились следы вируса. Вероятнее всего, в образцах легочных тканей. Образцов, взятых у солдат, умерших осенью восемнадцатого года от респираторных заболеваний, было достаточно. Несмотря на это, вероятность найти «испанку» оставалась ничтожной. Вирус гриппа гибнет в течение суток после смерти больного, и шансы на то, что найдется образец, подходящий для изготовления вакцины, почти равны нулю.

Тем не менее игра стоила свеч. Каралекис бросил своих сотрудников на утомительный поиск, который грозил растянуться не на один год. На авиаснимки полагаться бессмысленно: бактериологическую лабораторию слишком просто замаскировать. А программа ЭШЕЛОН, какой бы совершенной она ни была, приносит плоды, только если враг теряет бдительность. Если корейцы нигде не упомянут Чхучхонни, то и ЭШЕЛОН ничего не даст. А ЦРУ вконец облажается.

А может, и нет.

Солнечным февральским вечером в кабинет к Каралекису ворвался Фитч.

— Эпштейн решил нашу проблему, — заявил он.

— Да ну? — с сомнением протянул Каралекис.

— Ну да, — огрызнулся Фитч, рухнул в кресло напротив и бросил на стол папку.

— Что это?

— Старая заявка на грант. Мне о ней рассказал Эпштейн, а я раздобыл копию в Национальном научном фонде.

Каралекис уставился на титульный лист:

Экспедиция к А/Копервику/10/18' От Бентона Киклайтера, доктора медицины, сотрудника Национального института здоровья, и Энн Адэр (университет Джорджтауна)

— «А-Копервик-десять-восемнадцать», — прочитал Каралекис. — Что это значит?

— Это наш единственный шанс, — ухмыльнулся Фитч.

— Неужели?!

— Даю голову на отсечение!

— Не понимаю, — нахмурился Каралекис.

— Это заявка на грант. Некие Киклайтер и Адэр разузнали о захоронении норвежских шахтеров…

— Да уж, сенсация.

— …и хотят их откопать. Захоронение за Полярным кругом.

— И каким образом это должно нам помочь?

— Шахтеры умерли в восемнадцатом году. Причина смерти не вызывает сомнений, симптомы классические: высокая температура, цианоз, фонтанирующая рвота. Судя по записям, с тех самых пор шахтеры лежат в вечной мерзлоте!