Книга Мистер Рипли под водой - Патриция Хайсмит

Джанис не ответила и как будто съежилась, хотя старалась улыбаться. Она бросила на Тома быстрый взгляд, который как будто говорил: «Извините, не обращайте внимания».

— Но ведь тебе это нравится, а? — продолжал Притчард.

— Вдаваться в детали? Не могу понять...

— Ничего страшного, — прервал их Том, улыбаясь. — Я только спросил Джанис, откуда она родом.

— О, спасибо, что вы ответили за Джанис, мистер Рипли!

Теперь Тому пришлось засмеяться. Он решил, что его смех разрядит атмосферу.

— Вот видишь, Дэвид? — сказала Джанис.

Дэвид молча взглянул на нее, затем откинулся на спинку дивана.

Том отпил глоток джина, довольно неплохого, и достал из кармана пиджака сигареты.

— Вы никуда не собираетесь в этом месяце?

Джанис взглянула на Дэвида.

— Нет, — ответил Дэвид. — Нет, у нас еще коробки с книгами не распакованы. Сейчас они стоят в гараже.

Том заметил два книжных шкафа, один на первом этаже, другой на втором, почти пустых, если не считать несколько книжек в бумажных переплетах.

— Из этих книг не все наши, — сказала Джанис. — Они...

— Я уверен, Джанис, мистеру Рипли неинтересно знать, где наши книги, как и зимние одеяла, — прервал ее Дэвид.

Тому действительно это было неинтересно, но он промолчал.

— А вы, мистер Рипли, — продолжил Дэвид. — Собираетесь путешествовать этим летом с вашей прелестной женой? Я видел ее однажды, правда издали.

— Нет. — Том ответил задумчиво, как будто они с Элоизой еще могут передумать. — Мы еще не решили, куда поедем в этом году.

— Большинство наших книг осталось в Лондоне, — Джанис, взглянув на Тома, выпрямилась. — У нас там скромная квартира, в Брикстоне.

Дэвид Притчард угрюмо взглянул на жену, вздохнул и сказал Тому:

— Да. И мне кажется, у нас там могут быть общие знакомые. Цинтия Граднор, например?

Тому было знакомо это имя. Так звали приятельницу и любовницу ныне умершего Бернарда Тафтса. Она любила Бернарда, но рассталась с ним, потому что терпеть не могла его увлечение живописью Дерватта.

— Цинтия... — произнес Том, как будто вспоминая.

— Она знает владельцев Бакмастерской галереи, — продолжал Дэвид. — Так она сказала.

Том подумал, что мог бы не пройти тест на детекторе лжи, потому что его сердце забилось сильнее.

— Ах да Блондинка... женщина с белокурыми волосами, по-моему.

Интересно, много ли Цинтия рассказала Притчардам, подумал Том, хотя почему она вообще должна что-то им рассказывать? Цинтия была не из болтливых, а Притчарды явно на несколько ступеней ниже ее по социальному положению. Если бы Цинтия хотела навредить ему, погубить его, она могла бы сделать это много лет назад. Циития могла также разоблачить подделки Дерватта, но не сделала этого.

— Возможно, вы лучше знаете владельцев Бакмастерской галереи в Лондоне, — сказал Дэвид.

— Лучше?

— Лучше, чем Цинтию.

— Я в самом деле никого из них не знаю. Я бывал в галерее несколько раз. Мне нравится живопись Дерватта. А кому она не нравится? — Том улыбнулся. — В этой галерее много его картин.

— Вы кое-что там купили?

— Кое-что? — Том засмеялся. — По таким ценам? У меня есть две картины Дерватта. Я их купил, когда они еще не были такими дорогими. Это старые полотна. Теперь они, конечно, немало стоят.

Молчание длилось несколько секунд. Возможно, Притчард планировал свой следующий ход. Том предположил, что Джанис вполне могла бы изображать по телефону Дикки Гринлифа. Голос у нее широкого диапазона: от пронзительного до достаточно глубокого тона, когда она говорила тихо.

Насколько верно его предположение, что Притчарды довольно основательно изучили его прошлое — смотрели газетные архивы, разговаривали с людьми вроде Цинтии Граднор? Зачем? Чтобы посмеяться над ним, задеть его самолюбие и заставить в чем-то сознаться? Интересно, что они хотят узнать? Том не считал Притчарда полицейским агентом. Однако кто его знает. В ЦРУ и ФБР тоже есть осведомители. Ли Харви Освальд был таким, подумал Том, и в результате стал козлом отпущения. А может, это вымогательство и Притчарды хотят вытянуть из него деньги?

— Вам нравится джин, мистер Рипли? — спросил Дэвид.

— Спасибо. Нельзя ли еще полстакана?

Притчард отправился на кухню, чтобы приготовить напиток, прихватив и свой собственный стакан. Однако он даже не спросил у Джанис, что она хочет выпить. Кухонная дверь, ведущая в столовую, осталась открытой — из кухни вполне можно было слышать разговор в гостиной. Но Том намеревался подождать, когда первой заговорит Джанис. Или ему самому начать?

Том спросил:

— Вы работаете, миссис Джанис? Или работали?

— О, я работала секретарем в Канзасе. Потом училась пению — ставила голос — сначала в Вашингтоне. Там так много школ, вы не поверите. Но потом я...

— Встретила, к счастью, меня, — вставил Дэвид, входя с двумя наполненными стаканами на круглом маленьком подносе.

— Если ты так считаешь, — сказала Джанис с нарочитым жеманством. Затем добавила более тихим и глубоким тоном: — Тебе виднее.

Дэвид, который продолжал стоять, шутливо хлопнул Джанис по плечу, чуть не задев ей лицо.

— Я сразу положил на тебя глаз. — Он не улыбнулся.

Джанис не уступала:

— Но иногда не мешает и меня спросить.

Они дурачатся, понял Том. И в постели дурачатся? Неприятно наблюдать. Для Тома более любопытна была их связь с Цинтией. Будет ужасно, если Притчарды или кто-нибудь еще — главным образом Цинтия Граднор, которая так же, как и владельцы Бакмастерской галереи, знала, что последние шестьдесят картин Дерватта на самом деле были подделками, — когда-либо откроют правду. Нельзя этого допустить, потому что все эти дорогостоящие картины сразу обесценятся. Впрочем, не для эксцентричных коллекционеров, которые забавляются хорошими подделками; как, в сущности, и сам Том, но много ли найдется в мире людей, подобных ему, с циничным отношением к справедливости и достоверности?

— Как поживает Цинтия... Граднор, кажется? — начал Том. — Прошло немало лет, с тех пор как я ее видел. Скромница, насколько я помню.

Том также помнил, что Цинтия терпеть его не могла, поскольку считала, что это он надоумил Бернарда Тафтса подделывать полотна Дерватта после его самоубийства Бернард великолепно писал подделки. Он постоянно работал в маленькой мансарде-мастерской в Лондоне, но случилось так, что он сам себя погубил, потому что преклонялся перед Дерваттом и его живописью и в конце концов почувствовал, что непростительно предает своего кумира. В результате Бернард не выдержал и покончил с собой.