Книга Зверь Бездны - Арина Веста

— Свадьба со смертью, — задумчиво произнесла Сашка, вслушиваясь в странные ощущения. Она сидела опершись на низкий столик локтями. Натан стоял за ее спиной, выкладывая карты перед ней. Что-то мягко коснулось ее влажных от купания волос. Сашка резко обернулась: рука Натана не закончила своего движения по ее распущенной гриве. Его губы кривились в страдальческой усмешке, глаза остекленели, как у лунатика.

— Натан!

Он вздрогнул, резко провел рукой по глазам и лицу:

— Пожалуй, не стоит больше гадать, я хочу сделать вам подарок, Саша.

В сумраке сада Натан срезал несколько белых и темных роз и подал Сашке тяжелый от росы букет.

— Знаете ли, я поэт в душе. Роза — символ вечности и мистической чистоты, цветок Изиды, а также тайный, деликатный знак женственного начала в саду Эроса. Вы — роза, Александра, а разве надо слушать, что говорят цветы?

— Ах, вот вы где! — Илья вышел из-за кустов на голос Натана, с беспокойством оглядывая букет. — Натан, здесь шесть роз. Это к несчастью.

— Шесть — мое любимое число. Но если вы суеверны, как все влюбленные, советую разделить их на два букета.

Ночное шоссе было пустынно. Темнота расступалась перед мчащимся на первой скорости «фордом», и черные тени боязливо шарахались по обочинам и кюветам.

— Что тебе нагадал этот картежник? Ты вышла бледная, как утопленница. Так и знал, что нельзя оставлять вас наедине. — Илья ревниво наблюдал за Сашкой.

— Так… Сущие пустяки: меня ожидает скорая перемена в жизни. А все-таки, кто он?

— Обыкновенный богдыхан: владеет всем, что движется в пределах досягаемости его кошелька. Скупает оптом мозги и дарования, и мы с тобой, между прочим, существуем на его денежки. Москва, эта обжорная лавка, утыканная двуглавыми орлами, — его провинция.

— А откуда у него деньги?

— Натан получает их у «сильных мира сего» под свои проекты.

— Какие?

— Знаешь, что такое лингвистическая «мета»? Это когда человек говорит «эта страна», вместо того чтобы назвать ее по имени, или, к примеру, бандюка, захватившего школу, называет «борцом за свободу». Натан на своем канале вправляет мозги обывателям, моделирует политические ситуации и общественное мнение. Он — маг и гипнотизер. И я не удивлюсь, если узнаю, что деньги к нему текут прямо из преисподней или что он обращает в золото обыкновенное дерьмо. Только знаешь, Санти, не суйся туда, а то тебе отхлопнут нос вместе с головой.

Глава третья

Москва бьет с носка

Алексей поднялся с мокрого асфальта, отирая лицо и хлюпающий нос. На пальцах алела кровь. «Москва бьет с носка». Прежде он не верил этой пословице. «Сука, вот сука», — бормотал он, втягивая носом бензиновую гарь с остатками крови. Несколько минут он стоял, задрав голову, оглядывая сусальные теремки и гребешки Ярославского вокзала.

Он всегда любил Москву. Еще ребенком представлял где-то далеко, среди глухой волчьей тьмы великий, залитый огнями город, не знающий ночи. Этот город хранил необозримую для его детского ума тайну: Белый сфинкс с всезнающей улыбкой держал в лапах красный Кремль и безмятежную синюю реку с садами, дворцами, с хрустально-подсвеченными мостами и храмами на пологих берегах. Все надежды, знамения и сны когда-то огромной страны летели сюда, в Москву. В Москву… Он верил в Москву, как араб в Мекку, а буддист в Шамбалу, как язычник — в солнце, как верят на Руси в чудотворную икону, верил бессловесно: темной, глухой народной верой.

Со дня его последней встречи с Москвой прошло несколько лет. Белый город заплыл сверкающим неоновым жиром, почернел с лица, превратившись в огромное кипящее торжище.

Забыв про бидон с черникой, оставленный на обочине, Алексей брел прочь. Он все еще не мог пристроиться в лад торопливой, тесно слитой людской реке и тормозил всеобщее целеустремленное движение. Об него спотыкались, били плечами, лупили по ногам тяжелыми сумками и раздраженно шипели. Но если кому-то доводилось оглянуться, чтобы устыдить хулигана, то скандал испуганно стихал сам собой. И было чего испугаться. Лицо парня было располовинено, как разрубленная саблей икона. Правая сторона — юная, чистая, высветленная строгостью и печалью. Взгляд из-под собольей брови до краев наполнен ладожской синевой. Левая половина — ущербная, высосанная, мертвенно-опавшая. Это мог быть след тяжелого ранения или ожога, содравшего кожу с лица, словно кору с березы.

Правая рука, сухощавая, крепкая, еще не забывшая тренировки, сжимала лямки сумки. Остатки другой болтались в полупустом рукаве полотняной куртки, надетой поверх линялой тельняшки. Это увечье было его единственным богатством.

«Посадим на Плешке, квартиру дадим, женщину. На работу на такси ездить будешь», — уговаривал его «шустрила», а может быть, и сам «рулевой» привокзальной нищей братии. Это был чернявый, раздобревший, ярко разодетый парень, по виду и выговору цыган. Он вычислил Алексея из толпы и теперь шел за ним по пятам.

— Отвали, ромэла, — не оборачиваясь, выдохнул Алексей.

— А чтоб ты сгнил, — беззлобно сказал на прощание цыган.

Никогда бы не поехал Алексей в столицу, если бы не Егорыч. В Петровки, в самую жару, старик занемог и, вручив Алексею пожелтевшие бесплатные рецепты и ветеранские удостоверения, снарядил в Москву. Предвидя трудности и бытовые скорби, Алексей до краев засыпал черникой пятилитровый бидон и дернул в Москву. Ранним утром он выставил крепкую дымчатую ягоду у троллейбусной остановки на краю небольшого стихийного рынка. Но продать скромные дары севера ему не дали местные хозяева. Чужаки держались кучно, нагло и трусливо, как и положено оккупантам во враждебном, затаившемся городе, вынашивающем партизанщину.

Увидев вокруг себя чуждые лица, Алексей «завелся»: в мозгу полыхнуло черным, испепеляющим… Сердце бешено заколотилось и оборвалось. Он вновь летел вниз, в полыхающее ущелье, где на дне догорала взорванная БМП и ровными молодыми зубами скалились обгорелые трупы. После черной вспышки он всегда резко слабел и почти ничего не помнил, но, видимо, он все же успел сделать что-то такое, отчего бидон с ягодой, сыто брякая, покатился под колеса летящих машин, а он сам отлетел в другую сторону от пинка в живот. Спешащие на работу москвичи не успевали изменить траектории своего движения и только старательно отворачивали лица. Ожидающих троллейбус граждан как ветром сдуло. Он успел сгруппироваться под ударами и «переждал» побои, только носом пошла кровь и выгоревшая на солнце ветровка порыжела от пыли.

Алексей огладил светлые, коротко стриженные волосы, как будто бы хвалил самого себя за стойкость, подхватил сумку и направился в ближайшую аптеку, сверкающую зазывной вывеской.

В аптечных окошках на просроченные, выцветшие квитки смотрели долго и подозрительно. Необходимые лекарства были, но только за деньги.

С работой в Москве оказалось не так уж и плохо, на поденной работе можно было заработать рублей сто—двести, для нищей Ярыни — целый капитал. Для начала он попытался устроиться в закусочную подсобным рабочим, его, само собой, не взяли, чтобы не пугать клиентов, но предложили попытать счастья у «табачников».