Книга Особо опасны - Дон Уинслоу

Если вначале у друзей была всего одна теплица, то вскоре они заправляли уже тридцатью. И во всех росла преотборнейшая травка.

В среде наркоманов Бен с Чоном стали культовыми фигурами.

У них завелось столько преданных фанатов, поклоняющихся им с почти религиозной страстью, что они даже придумали себе название.

Церковь Святых укуренных дней.[19]

23

Стоит Бену услышать о «Войне с наркотиками»,[20]как он тут же превращается в пацифиста. Он избрал для себя альтернативную службу и в этой войне участвовать отказывается.

— Для драки нужно двое человек, — говорит он. — А я драться не собираюсь.

Кроме того, он вообще не верит в существование какой бы то ни было войны против наркотиков.

— У нас борются только с наркотиками, которые производят и/или потребляют цветные, — считает он.

Если толкаете наркоту белых людей — алкоголь, табак, таблетки, то можете спать спокойно, хоть в спальне самого Линкольна в Белом доме. Но не дай вам бог заняться наркотой черных, желтых и коричневых — героином, крэком и травкой, — вот тогда-то вас мигом посадят.

Чон придерживается иного мнения. Он считает, что тут речь идет скорее не о расизме, а о фрейдизме, а именно о проблеме генитального и анального стыда.

— Все дело в полушариях, — заявил Чон одним прекрасным калифорнийским днем, стоя на террасе Бена и смоля косячок. — Попробуй взглянуть на глобус и сравнить его с человеческим организмом. Северное полушарие — это голова, мозг, центр интеллектуальной, философской активности, сосредоточие суперэго. Южное же полушарие находится возле паха, возле ануса, одним словом, там, где происходят самые неприличные, постыдные и приятные делишки. А где у нас производят большинство противозаконных — заметь, какое слово изящное, «противозаконные», — наркотиков? В Южном полушарии, как раз там, где у людей члены, влагалища и анусы.

— А вот где эти наркотики употребляют? — продолжал Бен. — На севере, в районе мозга, морали цивилизации, в районе человеческого суперэго.

— Вот именно, — откликнулся Чон. — Именно поэтому нам и нужны наркотики.

Бен надолго завиииииис, обдумывая эту фразу.

— Ты хочешь сказать, — наконец заговорил он, — что если мы все будем без конца трахаться и срать, то наркоманы у нас мигом выведутся?

— Угу. А еще никаких войн не будет, — добавил Чон.

— И мы оба останемся без работы.

— Верно, — кивнул Чон.

Друзья рассмеялись и еще долго не могли успокоиться.

24

Стэн и Диана никогда не интересовались у сына, как же ему удалось так разбогатеть. Этот аспект его жизни они почему-то не анализировали. И не задавались вопросом, как парень двадцати пяти лет мог позволить себе квартиру в Тейбл-Роке стоимостью в четыре миллиона долларов.

Они гордились своим сыном.

Не из-за денег, конечно. А из-за того, какой он сознательный.

Социально сознательный.

И бессознательный.

Они гордились, что их сын — активист, работающий в странах третьего мира.

25

Этим фактом и объяснялась пропажа Бена.

Чон точно не знал, где именно сейчас Бен, и учитывая отрезанные головы, гуляющие по всему интернету, его это немного беспокоило. Чон знал, что его друг всегда гораздо больше переживает за других людей, чем за самого себя.

Таких, как Бен, называют совестью нации. Он продвинутый и очень отзывчивый человек, и Чону это всегда нравилось. Вот только есть одно «но»: Бен регулярно пропадает на несколько месяцев, отправляясь спасать кого-нибудь от чего-нибудь. Он уже строил колодцы в Судане, предотвращая эпидемию холеры, возил сетки от комаров в Замбию, дабы спасти детишек от малярии, в составе группы международных наблюдателей ездил в Мьян-мьян-мьян-мар, чтобы не позволить армии разделаться с каренцами.

Бен с радостью делился своим богатством.

Называйте это как хотите — «фондом Бена», «институтом гидропоники», «курьерской службой доставки травки», «зеленой зеленью», неважно.

Чон пытался убедить друга, чтобы тот передоверил все зарубежные дела своим управляющим, но Бен никогда не чурался грязной работы. Одних только денег недостаточно, говорил он. Нужно вкладывать в дело сердце, душу и все свои силы. Умные люди всегда говорили: «Работай засучив рукава», и Бен строго придерживался этого правила. В результате каждые пару месяцев он объявлялся дома с дизентерией, малярией, а зачастую и с разбитым горем сердцем от увиденных ужасов третьего мира (об этом Чон и сам знал не понаслышке). Чон и О вели друга к лучшим специалистам в Исследовательском институте Скриппса, которые приводили его в порядок. Впрочем, вскоре Бен исчезал вновь, отправляясь спасать очередных детишек с крошечными ручками, бездонными глазами и распухшими от голода животиками.

Чон сообщил другу по имейлу, что, похоже, у них начались проблемы. Он присоединил к письму видеоролик — не для того, чтобы испугать или огорчить Бена (он ни за что на свете не огорчил бы Бена), но чтобы дать ему понять — теперь заварушка намечается здесь, в его родном городе.

Где людей превращают в дозаторы для конфеток «Пез».[21]

26

Голова Бена плавала в эфире.

В эфире «Скайпа».

Камера сфокусирована на его лице, фон размазан.

Растрепанные каштановые волосы.

Карие глаза.

Губы Бена шевелились, не совпадая со словами — звук его голоса доносился с секундной задержкой:

— Я еду домой.

27

О была счастлива.

Бен возвращается!

Бен, ее вторая вторая половина. Эти двое — Бен и Чон — много для нее значат. Собственно, они единственные, кто вообще для нее что-то значат.

28

Бен — теплое дерево, Чон — ледяной металл.

Бен — заботливый, Чон — безразличный.

Бен занимается любовью, Чон — трахается.