Книга Последний воин - Олег Верещагин

_Услышь_же_нас,_великий_град:_

_ «Zagir_annardi_anGimlad!»_

_Услышь,_подзвездная_земля:_

_ «Zagir_'nArun_'nAbarzayan!»[10]

Последний припев все трое уже проорали вместе — Фередир и Гарав переглядывались с сияющими лицами и тоже лупили кулаками. Они и не заметили даже, что невысокий человек в плаще бросил пить и тоже смотрит в их сторону.

Над столом вастаков молча сверкнули кривые лучи сабель. Они повскакали, отшвыривая стулья; хозяин, ещё до этого уславший жену, шарахнулся за стойку.

— Тарканы! — крикнул сташий. — Враги Господина! Вперёд, дети мои!

— Барук Казад! — грохнуло позади, и командир вастаков, с хрипом прогнувшись — он пытался увидеть, что же ударило его в спину? — рухнул на пол. Между лопаток торчал небольшой метательный топор. Вскочивший посетитель отбросил плащ и оказался гномом — довольно высоким для своего рода, с грозно топорщащейся бородой. Гном крутил в лапах второй топор — на длинной рукояти. — Барук Казад! Руби их, люди!

— Дагор, Кардолан! — крикнул Эйнор, выхватывая Бар.

Вистину штамп — «всё смешалось». Но ненадолго — четверо на четверо было невыгодным раскладом для вастаков. Вскоре все четверо лежали мёртвые, и улыбающийся гном пожимал предплечье тяжело дышащему Эйнору:

— Фенодири, горный мастер, — пробурчал он из бороды. — Позорно было видеть, как люди трусят в своём же доме, да один я бы не справился.

— Эйнор сын Иолфа, рыцарь Кардолана, — ответил Эйнор. — Почтенный гном очень вовремя начал драку.

Гарав зарубил своего вастака в углу у очага — раскроив тому шею колющим выпадом. Сопротивлявшийся с отчаяньем загнанной в угол крысы, вастак успел рассечь бездоспешному мальчишке левое плечо, и теперь Гарав, шипя, терпел руки Фередира, который усадил друга за стол и, сбегав за набором, зашивал длинную рану серебряной гнутой иглой.

— Их сабли — не оружие, — рассуждал Фередир. — Глянешь — страшно, порез в пол — ярда, кровища льёт… А посмотришь — там глубина с муравьиную ножку. Вон как ты его — другое дело, он только — плям, плям… — оруженосец смешно передразнил звуки, которые издавал вастак, пытаясь вдохнуть распоротым горлом… Ещё пару стежков…

— Я тебе что, коврик, что ли… ссссссссссСССССССССС!!!

— Разреши — ка мне, уважаемый оруженосец, — Фенодири, закончивший вытирать свой топор, подошёл к мальчишкам и открыл маленькую серебряную коробочку. — Это слёзы гор, драгоценнейшая мазь… — при слове «драгоценнейшая» голос гнома слегка дрогнул, а глаза стали сомневающимися — стоит ли тратить средство на обычного человеческого мальчишку, каких вокруг десятки тысяч? — Раны от неё заживают в одну ночь.

Старательно сопя, гном аккуратно — и экономно, сволочь бородатая! — намазал свежий шов тёмной, щипучей и остро пахнущей дрянью из коробочки, которую тут же решительно убрал, как будто опасаясь, что люди потребуют ещё.

— Благодарю, почтенный гном, да удлинится бесконечно твоя борода, — с некоторым сомнением воспользовался Гарав прочитанной в книге Пашкой благодарностью (он не понимал, как кому — то может нравиться бесконечно удлиняющаяся борода?!). Но, как ни странно, попал в цель — гном вспушил бороду рукой, его глазки довольно блеснули.

— Оруженосец вежлив, — признал он. Фередир издал неопределённый звук.

Эйнор между тем препирался с хозяином, все претензии которого сводились к обвинению: «Подставили!!!» В принципе, он был не так уж не прав — и успокоился только когда Эйнор сказал, что они спрячут трупы, уведут коней, а трактирщику сыпанул чуть ли не дюжину кастаров.

Этим пришлось заниматься часа два. Сын хозяина — мальчишка лет десяти, который, в отличие от родителей, образ действий гостей совершенно одобрял — показал в трети лиги от деревни расщелину, помог — без малейшей брезгливости — перетаскать вастаков и тут же начал проситься с кардоланцами. Клятвенно обещая не быть обузой, служить, разжигать, варить, чистить и быть бесстрашным в бою. За всеми этими хлопотами — от мальчишки удалось отвязаться, только объяснив ему, что все сражения ещё впереди и смелые витязи понадобятся «на местах» — почтенный Фенодири тихо слинял, прихватив с собой всех лошадей вастаков (необычно для гнома) и их кошели. Умаявшиеся кардоланцы, обнаружившие это только по возвращении в трактир, ошалело помолчали, а потом начали хохотать.

— У нас это называется — жук, — заключил Гарав, садясь на постель.

— А у нас — разведчик, — Эйнор усмехнулся напоследок и стал раздёргивать перевязи. Фередир округлил глаза:

— Думаешь?!

— Уверен. Делает то же, что и мы делали. Скорей всего, выполняет волю этого старого скота Фрора из Мории.

— За что ты о нём так? — удивился Гарав. Эйнор поморщился:

— Морийские гномы — наши союзники и верные ненавистники зла, это правда. Но правда и то, что их Государь — старый скот, скряга и негодяй.

Больше рыцарь ничего объяснять не стал. Фередир между тем проверял мощный засов на прочной двери.

— Выходит, Руэта выступил в поход, — сказал он, возвращаясь к постели и садясь. — Куда, неужели на нас?!

— Скорей всего, — угрюмо согласился Эйнор. — В Зимру, утром — в Зимру, галопом… И вряд ли это один Руэта.

— Думаешь — и Чёрный Король тоже? — Фередир передёрнулся.

Эйнор молча кивнул.

* * *

Гарав проснулся задолго до рассвета.

Эйнор и Фередир спали — молча, только Фередир по своей всегдашней привычке улёгся на живот между рыцарем и младшим оруженосцем и сопел в подушку.

Гараву приснился залитый кровью двор и человек в седле — с чёрными с проседью волосами и насмешливым лицом — разрубающий другого человека за отказ предать.

Руэта Рудаурский.

Плечо дёргало, но это была боль уже заживающей раны — гном не обманул. Ох, ещё шёлк выдёргивать… Гарав поморщился в невидимый потолок. Вспомнил тот перевал, через который они проезжали вчера. «Завтра утром, с рассветом, по дороге с той стороны холмов проследует на юг Руэта, князь Рудаура…»

Дорога там одна. Через пару часов по ней поедет тот, кто ударил Фередира ногой в лицо… Тот, кто верно служит Ангмару…

Мальчишка бесшумно откинул свой край большущего одеяла и тихо спустил ноги с кровати.

* * *

Хсана он оставил внизу, у подножья холмов, где лежал густющий непроглядный туман. Но, когда он поднялся вверх, там было чисто и почти светло — солнце готовилось взойти.