Книга Тайна старинного парка - Марина Елькина

— Вот эта скамейка, — с вызовом объявил Львенок.

— Чудесно, — кивнул Леонид Матвеевич. — Именно здесь я вчера нашел ваш фотоаппарат. Кстати, кто-то еще что-то потерял.

Леонид Матвеевич показал в глубину парка. Мальчишки повернулись и замерли в недоумении. Между деревьями ходил сосед из тридцать третьего номера. Он не отрывал взгляда от земли, будто что-то искал.

— Спросите! — забыв о своей обиде, воскликнул Львенок. — Спросите у него, пожалуйста, что он здесь ищет?

Леонид Матвеевич ничего не понял, пожал плечами, но послушно пошел в сторону деревьев.

— Вы что-то потеряли? — участливо осведомился он у соседа.

Сосед вздрогнул от неожиданности, нахмурился и довольно резко ответил:

— Ничего я не потерял.

— Может, я помогу вам. Я работаю в комнате находок.

— Спасибо, я ничего не терял, — сердито повторил сосед. — Оставьте меня в покое.

— Как будет угодно, — сказал Леонид Матвеевич и отошел.

Сосед раздраженно посмотрел ему вслед, нервно поправил ворот рубашки и пошел прочь.

— Мы его спугнули, — решил Львенок.

— С чего ты взял?

— Он сразу ушел. А ведь точно что-то искал.

— Может, какую-нибудь пуговицу или значок, — улыбнулся Леонид Матвеевич. — Из-за таких мелочей в комнату находок обращаться не станешь, а они могут быть очень дороги владельцу.

— Нет, — решительно отверг такое предположение Львенок. — Он и вчера что-то искал в этой же аллее. Дерн ковырял.

— Возможно, это какой-нибудь научный сотрудник. Или из ботанического сада. Изучает строение почвы, растительность. У нас ведь необычная растительность. В нашей оранжерее много экзотических деревьев и цветов. Это в северном-то климате! Еще царь Петр оранжерею велел построить, чтобы диковинками гостей удивлять.

— Не похож он на ботаника, — помотал головой Львенок. — И на ученого не похож. Любой ученый вежливо объяснил бы, что он ищет. В этом ведь нет ничего таинственного. А он тайны вокруг себя напускает, отмалчивается, сразу уходит.

— Тогда есть еще один вариант, — сказал Леонид Матвеевич. — Этот человек может быть из породы кладоискателей.

— Ну да? — изумились мальчишки. — Разве в парке зарыты клады?

— Парк старинный. Кто знает, что хранит его земля. Впрочем, такие кладоискатели в глубь веков не погружаются. Вряд ли он надеется найти сундучок с золотыми монетами петровских времен. Все гораздо проще — во время Великой Отечественной Петергоф был оккупирован фашистами. Любители, наверное, до сих пор могут обнаружить снарядные осколки, гильзы, заряды тех лет. Мне приходилось сталкиваться с такого рода кладоискателями. Не скажу, что это очень приятные люди.

— Как наш сосед, — кивнул Львенок. — Его приятным никак не назовешь.

— Ковыряя дерн носком ботинка, много ли найдешь? — усмехнулся Костя. — Все эти рассказы о кладоискателях звучали как-то неправдоподобно.

— Э-э! Молодой человек! Костя! Вы, кажется, не верите моим словам? Зря! Я ведь все это получше других знаю.

— Вы? — удивился Костя.

Леонид Матвеевич был, конечно, старик, но Костин дедушка, например, войну не помнил, он был тогда совсем маленьким мальчиком.

Леонид Матвеевич не обратил внимания на недоверчивое восклицание Кости.

— Подобные находки теперь редки. Сами понимаете, здесь каждый год все перекапывается. Много лет после войны прошло. Все осколки и снаряды давно вытащили. Но, может, человек надеется какой-нибудь заброшенный, заросший немецкий блиндаж найти. В этой стороне парка таких блиндажей после войны много было. Вот тогда саперы трудились! День и ночь! Все мины да снаряды обезвреживали. Я сам после войны поработал кладоискателем.

— Искали патроны? — удивился Костя.

— Нет. Не патроны. Вам, наверное, известно, что при эвакуации музейные экспонаты и скульптуры фонтанов зарывали в землянки. Некоторые экспонаты найти так и не удалось. Фашисты их уничтожили или увезли с собой при отступлении. А оставшиеся тайники искать было нелегко. Карты-то впопыхах составлялись. Какие во время войны затерялись, какие были составлены так бестолково, что ничего не найдешь.

— И вы знаете об этих поисках? — спросил Львенок.

Леонид Матвеевич хитро улыбнулся:

— Экскурсия все-таки состоится. Не совсем такая, как обычно, но, я думаю, вам она будет интересна. Давайте я расскажу вам все по порядку. И начну с сорок первого года.

ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ЛЕОНИДА МАТВЕЕВИЧА

Мне в те дни было двенадцать. Наши отцы и старшие братья ушли на фронт. Мы тоже рвались в бой, убегали из дома, прыгали в военные эшелоны, прятались под вагонами. Обычно доезжали мы только до первой станции. Там нас обнаруживали и отправляли домой. Кого-то после такого путешествия дома ждала основательная трепка, кому-то запрещали выходить на улицу, общаться с друзьями.

Моя мама была человеком интеллигентным, она работала старшим научным сотрудником в музее Петергофа. Она не умела ругаться. Не умела наказывать меня. Просто однажды, после очередной доставки меня домой, она присела на край моей кровати, вздохнула и очень серьезно спросила:

— Зачем ты уже пятый раз бежишь из дома?

— На фронт, — твердо сказал я. — К отцу.

— Ты же умный мальчик. Ты прекрасно понимаешь, что еще мал для войны.

— Мал?! — подскочил я. — Я уже взрослый!

— Оставь это, — поморщилась мама. — Я не думала, что тебе нужно объяснять очевидные вещи. Ты отнимаешь время у милиции.

Я был крайне удивлен таким обвинением.

— Да-да, отнимаешь время. Милиция доставляет тебя и твоих друзей по домам вместо того, чтобы заниматься более важными делами. По существу, ты не помогаешь фронту, а мешаешь ему.

Я удрученно молча. Не то чтобы я полностью был согласен с мамиными словами, но большая доля правды в них все-таки была.

Мама погладила меня по голове и сказала:

— А ведь ты можешь совсем по-другому помочь фронту.

Я поднял глаза.

— Ты же знаешь, что сейчас идет эвакуация Петергофа. Музейные ценности и скульптуры вывозят эшелонами. Но из наших работников остались только женщины да трое стариков. Нам нужна сейчас любая сила. С каждым днем линия фронта все приближается и приближается. Через несколько дней эшелоны не смогут прорываться в тыл. Ценности окажутся в руках фашистов. Мы просто потеряем их. Понимаешь?

Я кивнул:

— Я буду помогать.

Мама устало улыбнулась:

— Я знала, что ты меня поймешь. А теперь давай-ка спать. На работу очень рано.

В Петергофе меня приняли очень ласково.

— Мужичок! — называли меня сотрудницы.