Книга Дело о босоногой принцессе - Наталия Кузнецова

— Снова переехала? И куда?

— В Северный микрорайон.

— А вы не могли бы дать мне ее телефон и адрес? Об этом очень просила ее старая подруга, пожалуйста, — взмолилась Лешка.

— Да, в общем-то, могу, — нехотя ответила девушка. — Записывайте, Новгородская улица…

Прижав трубку щекой к плечу, Лешка аккуратно записала адрес.

— А телефон?

— Сейчас. Ой, что-то не могу найти. Тань, ты не знаешь, где у нас телефон бабушки Анастасии записан? — крикнула она кому-то и недовольно проворчала, думая, что Лешка ее не слышит: — Повадились звонить. То одному дай номер, то другому…

Выждав немного, Лешка спросила:

— Ну, нашли?

— Нет, потерялся куда-то. Съездите туда сами, старушка всегда дома, у нее и спросите.

— Придется ехать, номер телефона неизвестен, — сказала Лешка, повесив трубку. — Это ведь не очень далеко?

— Все не очень далеко, да только время отнимает, — буркнула Катька. — Ладно уж, поехали, не посылать же туда Серафиму Ивановну. Разведаем обстановку, доложим, а она пусть уж сама звонит или в гости собирается. Пора старушенции развлечься, не век же ей дома сидеть. Жаль, что ты с собой те мемуары не прихватила. Впрочем, если их Ромка на дискету переписал, можно его попросить, чтобы он их по электронной почте маме в университет отправил.

Лешка воодушевилась.

— А что, это идея. Я заодно и Артему в Англию письмо отошлю, а то уж сто лет ему не писала.

— Целых два дня, — усмехнулась Катька.

Анастасия Мариановна Сташевская проживала в старой пятиэтажке, затерянной между высокими зданиями.

Рядом виднелось голубое трехэтажное здание и стадион.

— Это что, школа? — поинтересовалась Лешка.

— Гимназия номер один. Вика, подружка моя, в ней учится, говорит, что другой такой в городе не сыскать. Внутри там, знаешь, как клево, и сад зимний, и ковры… И учителя почти все добрые. Жалко, что Вики сейчас дома нет — она с мамой на турбазу уехала, а то зашли б расспросили ее об этой Анастасии. Она частенько во дворе гуляла, а дети, сама знаешь, всегда все про всех знают.

— Сами выясним, — сказала Лешка, направляясь третий подъезд пятиэтажки.

Он был не заперт. Наверное, большинство жильцов подъезда были пенсионерами и не смогли собрать нуж-1ую сумму на домофон, чтобы оградить себя от непрошеных визитеров с улицы.

Девчонки поднялись на второй этаж и позвонили в сорок шестую квартиру.

— А что мы ей скажем? — спохватилась Катька. — Вдруг она и вправду не вспомнит нашу Серафиму Ивановну?

— На нет и суда нет, так моя бабушка говорит. — Лешка позвонила еще раз и прислушалась. Из квартиры донесся какой-то шорох, но за ним ничего не последовало. Девочка заглянула в замочную скважину и обнаружила в ней кончик ключа.

— Ушла, наверное, — пожала плечами Катька.

— Дома, раз дверь изнутри закрыта.

Лешка направилась к квартире напротив, чтобы выяснить у соседей, почему старушка не открывает. Соседей дома не оказалось, зато за дверью сорок шестой квартиры шорох стал громче, а еще через пару секунд послышался дребезжащий старческий голос:

— Катя, это ты?

— Я, — опешила Катька, с удивлением взглянув на подругу.

Лешка пожала плечами, вскинув брови и выразив тем самым крайнюю степень изумления. Кто мог знать, что они сюда приедут?

Заскрежетал ключ, дверь приоткрылась, и перед ними предстала не просто старая, а совсем древняя согбенная бабулька. Морщины въелись в ее лицо и шею глубокими бороздами, а волосы были белыми и легкими, как пушинки.

Лешка подумала, что не зря старушек называют божьими одуванчиками. Кажется, дунь — и рассыплются на глазах.

Бабушка Анастасия щурилась, напряженно вглядываясь в лица девочек. Потом взволнованно спросила:

— А где же Катя? Что с ней?

— Катя — это она, — указала Лешка на подругу. — Вы, наверное, ждали какую-то другую Катю. Нас прислала к вам Серафима Ивановна. Вы помните такую?

— Сестричка из поликлиники? — высказала догадку старушка.

— Нет, она не из поликлиники. Когда-то давно вы ее очень хорошо знали. Серафима Ивановна жила на Никитинской улице, а потом, до войны, переехала в маленький домик рядом с улицей Сакко и Ванцетти. Она родственница Дарьи Кирилловны Гридиной, а мама Дарьи Кирилловны — Елена Никитична Пронина, а у отца Елены Никитичны была фамилия Истомин.

Старушка вдруг ожила.

— Истомин? Никита Захарович? Представительный был мужчина.

— Ну вот, — обрадовалась Лешка, — мама Дарьи Кирилловны давным-давно в Москву переехала и там умерла, а Серафима Ивановна до сих пор живет в Воронеже, на том же самом месте. Она захотела вам позвонить, но не знала номера вашего номера.

Старушка пожевала губами, о чем-то вспоминая.

— Симочка! Молоденькая такая? Мы с ней в эвакуации в Куйбышеве в землянке жили, вместе уголь вдоль железнодорожного полотна в мороз собирали, чтобы печку топить. У меня с тех пор ноги так и болят. А у Симочки?

— А это вы у нее сами спросите. Только Серафима Ивановна уже не такая молоденькая, как прежде, но ничего, держится молодцом, — стараясь сдержать улыбку, вежливо ответила Лешка.

— Что же вы стоите, проходите, я вас чаем напою.

— Спасибо, не нужно, — в один голос отказались подруги.

Но бабушка Анастасия, видно, не расслышала и поплелась на кухню. Девчонкам ничего не оставалось, как последовать за ней. Старушка водрузила на плиту красный в белый горошек эмалированный чайник и пошарила в хлебнице.

— Пригласила на чай, а хлеб несвежий, — расстроилась она. — Как же теперь быть-то?

— А давайте мы в магазин сходим, — предложила Катька. — Вам какого купить?

— Половинку черного и батон, — сказала старушка. — И молока еще в розовом пакете, кувшинчиком, оно долго не скисает. А крупа у меня еще есть. У нас тут, рядом с домом, киоск, в нем все продается.

Из толстой книжки бабушка Анастасия извлекла сотенную бумажку и, протянув ее Катьке, похвалилась:

— У меня к пенсии большая прибавка вышла. Человек вчера из собеса приходил, сказал, что мне тысячу рублей не доплатили. Честный какой, мог бы себе взять, я б и не узнала. Давно не хожу ни по каким собесам.

Выйдя из подъезда, Катька удивилась:

— Ничего не понимаю. А кто же из магазина продукты приносит? И с какой, интересно, Катей она меня спутала?

— Когда вернемся, ее обо всем расспросим.

Девочки вручили старушке пакет молока и хлеб, потом вынесли мусорное ведро — мусоропровода в пятиэтажке не было, когда сели за стол, Лешка вежливо спросила: