Книга Охотники за алмазами - Уилбур Смит

Большие блестящие зеленые глаза обратились к Джонни и человеку у двери, и вой перешел в громкий крик. Крик замер, она закрыла лицо руками.

— Трейси, — негромко сказал Джонни. — О Боже, Трейси…

— С ней будет все в порядке, — подвывал человек, извиваясь в хватке Джонни. — Это первый раз, все будет в порядке.

— Пошли. — Джонни вытащил его из комнаты и ногой захлопнул дверь. Прижал к стене, лицо его застыло и побледнело, глаза стали безжалостными — он заговорил негромко, терпеливо, как будто что-то объяснял ребенку.

— Сейчас тебе будет больно. Очень больно. Я буду бить так сильно, чтобы только не убить. Не потому что мне это нравится; просто эта девушка для меня слишком много значит. В будущем, когда решишь дать яд другой девушке, вспомни, что я с тобой сделал сегодня. — Джонни прижимал его левой рукой к стене, а правой наносил удары по ребрам, так, чтобы разорвать мышцы живота. Три или четыре удара пришлись слишком высоко, и он слышал, как треснули и сломались под его кулаком ребра.

Когда он сделал шаг назад, человек медленно опустился, и Джонни нанес ему точный удар в рот, выбив зубы и распластав губы, как лепестки розы. Этот тип слишком шумел. Джонни заглянул в комнату Трейси, чтобы убедиться, что она не потревожена, но она сидела в прежней позе, ритмично наклоняясь вперед и назад.

Он отыскал ванную, смочил платок и вытер кровь с рук и костюма. Снова вышел в коридор и склонился к бесчувственному телу, проверяя пульс. Пульс сильный и правильный; Джонни почувствовал облегчение, он вытащил лицо человека из лужи его собственной крови и рвоты, чтобы он не задохнулся.

Потом пошел к Трейси и, несмотря на ее сопротивление, завернул в грязное армейское одеяло и вынес к «ягуару».

Она успокоилась и лежала на заднем сидении, как спящий ребенок; он укутал ее одеялом, потом вернулся в дом, набрал 999, сообщил адрес и немедленно повесил трубку.

Он оставил Трейси в машине у входа в «Дорчестер», а сам пошел поговорить с администратором. Через несколько минут Трейси в инвалидном кресле переправили в двукомнатный номер на втором этаже. Доктор появился спустя пятнадцать минут.

После того как он ушел, Джонни вымылся в ванне; держа в руке стакан с «Шивас ригал», он пошел в комнату Трейси и постоял у ее кровати. Доктор дал ей успокоительное. Она лежала, бледная и худая, но в ней была странная хрупкая красота, которую синяки под глазами лишь подчеркивали.

Он убрал волосы с ее щеки, ее мягкое ровное дыхание коснулось его руки. Он почувствовал такую бесконечную нежность к ней, какую никогда в жизни не испытывал. Его самого поразила сила этого чувства.

Он склонился к ней и легко коснулся губами ее губ. Губы были сухими и шершавыми, будто наждак.

Джонни выпрямился и направился к креслу. Он устало опустился в него, прихлебывая виски, чувствуя, как тепло распространяется по телу, как расслабляются мышцы. Он смотрел на бледное измученное лицо на подушке.

— Мы с тобой в трудном положении, — сказал он вслух и снова почувствовал приступ гнева. Вначале гнев был беспредметным, но постепенно он твердел и обретал объект, на котором фокусировался.

Впервые в жизни он почувствовал гнев против Старика.

— Он привел тебя к этому, — сказал он девушке в кровати. — И меня…

Реакция наступила быстро, верность была составной частью его жизни. Он всегда считал, что любые действия Старика справедливы и мудры, даже когда их мудрость и справедливость были сокрыты от него. Смертный не сомневается во всемогуществе своих богов.

Чувствуя отвращение к собственному предательству, он принялся в свете разума рассматривать мотивы и действия Старика.

Почему Старик послал Майкла Шапиро, чтобы привезти Джонни из пустыни?

— Он хочет, чтобы ты был в Кейптауне, Джонни. Бенедикт не справляется. Старик поручил ему лондонскую контору, это форма изгнания. Ты должен будешь руководить компанией, — объяснял Майкл. — Трейси не у дел. Она с мужем тоже в Лондоне. Я думаю, Старик считает, что тебе теперь можно появиться в Кейптауне.

Майкл видел неприкрытую радость Джонни и медленно продолжал.

— Возможно, я говорю необдуманно. Мистер Ван дер Бил — странный человек. Он не похож на других. Я знаю, что ты к нему испытываешь, я наблюдал за тобой все это время, ты знаешь. Но послушай, Джонни, теперь ты можешь отправиться куда угодно. Многие другие компании предоставили бы тебе работу… — он увидел выражение лица Джонни и тут же остановился. — Ну, ладно, Джонни. Забудь, что я об этом говорил. Я так сказал только потому, что ты мне нравишься.

Вспоминая этот эпизод, Джонни понимал, что в предупреждении Майкла был смысл. Разумеется, теперь он генеральный управляющий «Ван дер Бил Дайамондз», но ближе к Старику он не стал. Он жил рядом с горой, но она по-прежнему была недоступна, и он не смог подняться даже на самые нижние склоны.

В городе он оказался таким же одиноким, как в пустыне, и попался в сети первой же привлекательной женщины, которая им заинтересовалась.

Руби Гранж, высокая и стройная, с волосами цвета, который в алмазе называют «секондкейп», как солнечный свет в бокале шампанского.

Теперь он дивился собственной наивности. Как он мог так заблуждаться, так легко попасть в ее сети? После свадьбы она раскрылась, обнаружив холодно расчетливую жадность, непреодолимое стремление к материальному благополучию и полную поглощенность самой собой — Джонни даже вначале не мог в это поверить. Месяцами боролся он с этим пониманием, пока больше уже не мог отрицать и с отчаянием смотрел на пустое эгоистичное мелкое существо, на котором женился.

Он отошел от нее и всю свою энергию направил на работу в компании.

Это стало его жизнью, и тут же он понял, что это тоже пустая раковина, и опустошила ее рука Старика.

Впервые в жизни ему пришла в голову мысль, что все это — тщательно рассчитанная и садистская месть за невинный проступок подростка.

И как будто найдя спасение от этих ужасных мыслей, он заснул в кресле, и стакан выпал из его руки.

* * *

Якобус Исаак Ван дер Бил сидел в кожаном кресле перед рентгеновским аппаратом. Страх опустошил его лицо, оставив на нем трещины и провалы; оно было едва узнаваемо под сверкающей белой гривой.

Страх был и в его глазах, он шевелился в их глубине, как скользкое водное животное в бледно-голубом пруду. Со страхом, от которого стыли и немели члены, он смотрел на туманное изображение на экране.

Специалист говорил негромко, бесстрастно, как будто обращался с лекцией к аудитории.

— …охватывая щитовидную железу вот здесь и распространяясь вдоль трахеи.

Конец золотого карандаша указывал на призрачные очертания на экране. Старик с усилием глотнул. Казалось, пока он слушал, опухоль разбухла в его горле, голос его звучал хрипло.

— Операцию будут делать? — спросил он, и специалист прервал свое объяснение. Он взглянул на сидевшего за столом хирурга. Они обменялись виноватыми взглядами, как заговорщики.