Книга Белое танго - Дмитрий Вересов

Таня поднялась.

— На цыпочках, — шепнул он, пропуская ее в темный коридор.

Если бы она сейчас увидела груду костей, черепа и сверкающие драгоценности под вековой паутиной — не удивилась бы. Ее золотые глазки горели восторгом, жадно вглядываясь в разбойничий лабиринт.

В комнате, которую занимал Генерал, было, несмотря на всю обшарпанность, довольно чисто — возможно, прибрался на случай ее прихода. И просторно — из мебели в ней имелся только широкий пружинный матрац, положенный на кирпичи и накрытый полосатым покрывалом, в головах больничная тумбочка, на которой стоит магнитофон, сундук и табуретка возле окна. На подоконнике ваза с тремя свежими алыми розами — уж не для нее ли? Чуть дальше, в самом углу, прямо на полу стоял красивый черный телевизор неизвестной Тане марки с большим экраном и еще какой-то металлический прибор. Все прочее хозяйство размещалось на полках, которые тянулись вдоль всей дальней от двери стены — кое-какая посуда, несколько затрепанных книжек, множество ящиков и коробок — фанерных, картонных, больших и маленьких. Одни были разноцветные, красивые, явно заграничные, хотя попадались и совсем старые — рваные, мятые. Однако большую часть пространства на полках занимали штабеля новеньких автомобильных покрышек. Стараясь незаметно изучать взглядом логово, Таня дышала свободно и легко, словно попала в свой дом, такой непохожий на родительский. Ни тебе старинного комода, воняющего нафталином, ни пыльных портьер, ни тусклой бронзовой люстры с висюльками хрусталя, мутными, как сопля.

— Ты… посиди пока, отдохни, — сказал Генерал, помогая ей снять пальто. — А я сейчас… Чайку вот…

Его голос был напряженным. То, что паренек мог стесняться убогости своего жилища, Тане было невдомек.

Он взял с полки алюминиевый чайник и вышел.

Таня подошла к окну, взяла из раскрытой пачки, лежащей рядом с розами, «беломорину», достала из сумочки флакончик «Эола» — польского освежителя для рта — и прыснула в мундштук папиросы. Так она поступала всякий раз, когда под рукой не было приличных сигарет. Закурив, она посмотрела в окно на переполненные мусорные бачки.

Нет, обитель Генерала ничуть ее не покоробила. Ленинград есть Ленинград.

Даже среди учеников элитарной, в общем-то, школы многие жили так — коммуналки, страшные вонючие лестницы, аварийные дома. Все это ей не в новинку. Однако странно, что так живет именно Генерал. Ведь если верить рассказам, на него работает большая шайка малолетних, далеко не всегда занимающаяся такой мелочевкой, как тогда, со спортсменом. И едва ли Генерал этим ограничивается.

От ее внимания не ускользнуло одно странное обстоятельство. И по пути сюда, и особенно здесь Генерал был какой-то сам не свой — растерянный, суетливый.

Неужели она на него так действует? Но ведь и при знакомстве, и потом, в кино, он был совсем не такой. Разберемся…

Таня нагнулась и включила телевизор, поставив звук (кнопочка с нотным знаком) на минимум. Показывали праздничную демонстрацию на Красной площади. Она стала смотреть. Естественно, ее привлекло не само зрелище, а качество изображения — чистые, насыщенные цвета, ничего не мигает, никакой зернистости.

Под экраном она прочла название марки — «Panasonic». Любопытно…

Вошел Генерал со вскипевшим чайником.

— Соскучилась, красивая? Правильно, посмотри пока, а я накрою.

Он стал снимать с полок стаканы, ложки, заварной чайник, блюдца, выставлять их на широкий подоконник. Потом полез в тумбочку и извлек оттуда пузатую бутылку темного стекла, лимонад и большую коробку с тортом.

Коньяк «Камю». Торт «Прага». Первое видела, но не пробовала, второе ела, и не раз. Тоже любопытно-в этакой халупе…

— Прошу, так сказать, к столу, — сказал Генерал, пытаясь держать игриво-светский тон.

На авантюрной волне Таня приняла это как выражение мужественной удали.

Пододвинулась доверительно поближе. Он положил на два блюдца по куску торта.

— Удобно, а? Готовенькие порцайки, и резать не надо. — Генерал плеснул в стакан коньяку. — Ты как, вмажешь? Или лимонадику?

— Мне чуть-чуть, на один пальчик. — А сверху лимонаду.

— О-о, коктейль… Ну, как говорится, вздрогнули. Со знакомством! Таня усмехнулась.

— А ты так стоя и будешь?

Генерал хлопнул себя по лбу и выскочил из комнаты.

И что он такой дерганый?

Он вернулся со второй табуреткой, поставил ее у подоконника, сел, чокнулся с Таней и залпом заглотил полстакана. Таня отхлебнула «коктейль». Очень даже ничего.

— У-х, хорошо пошла! — крякнул Генерал. — Меня, кстати, Володя зовут.

— А меня Таня.

— Ну вот и познакомились. А то, понимаешь, третий день все «генерал», да «красивая»!

— А разве я не красивая?

— Ты-то? Ух! — Генерал облизнул кончики пальцев.

— А ты чем не генерал?

— Генерал-то генерал, только по другому ведомству… — Голос его скис. Он задумался и скоро ожил:

— А вообще мне по фамилии кликуху дали. Из Генераловых мы.

— Мне нравится. Я буду звать тебя «мой генерал», можно? А ты зови меня «красивая», это так приятно…

Генерал закурил и задумчиво свел глаза к переносице, глядя на огонек папиросы.

— Знаешь, — проговорил он, — когда ты меня поцеловала тогда, я сначала решил, что ты бл… ну, дворовая, понимаешь?

— Ты хотел сказать блядь? — со спокойной улыбкой спросила Таня. — Так не стесняйся. Я не терплю только, когда матом дырки между словами залепляют.

Так открыто и по-простому сказануть не всякая может. А из уст гладенькой папенькиной дочки Генерал ни в коем случае не ожидал. Даже маленько подрастерялся:

— Словом, амара молодая… А потом смотрю на тебя, смотрю… нет, думаю…

И все смотрю… А назавтра, когда у «Зенита» тебя ждал, ох и злился! Ну, думаю, динамистка! Ну, получила назад бимборы свои драгоценные — и отваливай, что в гляделки-то играть было? И решил, разыщу тебя непременно, накажу… А потом думаю, стоп, что это я так раздухарился. Ну, накрутили мне хвоста, ну, потоптался по холодку, как фраер — всего делов! А как ты появилась, знаешь, я как оттаял весь. Тепло так стало… Эх, зацепила ты меня, красивая…

И дрожащей рукой налил себе еще коньяку. Лукавил он самую малость.

Таня подняла недопитый стакан.

— Теперь за тебя, мой генерал! Он вздрогнул. Капелька коньяка упала на потрескавшуюся краску подоконника.

— А я за тебя, красивая!

— Нет, сначала за тебя. До дна.

И Таня, залпом выпив, подставила ему свой стакан.

— То же самое. Теперь за меня. Выпили и за Таню.